Читаем Повседневность Средневековья полностью

Постановлением 4-го Латеранского собора 1215 г. ежегодная исповедь вменялась верующим в обязанность. Им необходимо теперь умение оценивать свои поступки, отличать грех от добродетели в их религиозной трактовке. Более того, от верующего требуется раскаяние. Признание в грехе и покаяние — лучшее средство очищения. Оно уничтожает саму виновность: «благодаря раскаянию грех умирает». Обращение к внутреннему духовному миру человека — серьёзный переворот в ментальности. Знаменуя собой изменения в «коллективном бессознательном», оно ставит проблему духовной вменяемости, способности нести ответственность перед Богом за свои мысли и поступки.

Средневековое христианство — «религия мёртвых» (Ж. Дюби). Потусторонний и земной мир тесно соприкасались, историки даже высказывают предположение, что понятия «потусторонний мир», «тот свет» отсутствовали, а мёртвые воспринимались как особый возрастной класс: в мировидении и в реальной жизни умершие и живые находились рядом, контактировали друг с другом. Характерно, что общение между ними воспринималось как нечто обыденное и заурядное. Возможно, что в средневековой ментальности они объединялись в единое целое.

О будничном отношении к смерти говорит и практика захоронений. Античный мир боялся близости мертвецов: покойники или их прах считались нечистыми, их соседство могло осквернить живых. Поэтому захоронения или кремация производились за городом, вдоль дорог, будь то семейные гробницы либо общие некрополи. Теперь живые соседствовали с мёртвыми, более того, формирующийся культ святых создавал вокруг их гробниц и мощей некое сакральное пространство. Могилы мучеников притягивали людей святостью, к ним стекались паломники. «Мученики нас охраняют, пока мы живём во плоти, и они же берут на себя заботу о нас, когда мы покидаем свою плоть», — писал Максим Туринский.

В Средневековье хоронить старались под охраной святого, обеспечивая тем самым покойнику надёжную защиту. Часовни и базилики превращаются в кладбища, нередко становятся центрами монастырей. Сначала это происходит с периферийными церквами, затем мёртвые вторгаются в город, на территорию городского собора. Хоронят в освещённой церковной земле, причем могилы находятся за церковной оградой, внутри неё, а также в самой церкви вплоть до алтаря или под ним — такие захоронения называются крипты. Захоронение в церкви являлось большой честью, и её удостаивались только крупные церковные и светские властители. Бедняков ждала, как правило, общая могила. Кладбища и церкви соединяются, что является характерной чертой христианской культуры. Мёртвые перестают вызывать страх. На смену ему приходит чувство «безразличной близости» (Ф. Арьес).

<p>Ученость</p>

Церкви и особенно монастырям принадлежит выдающаяся роль в развитии культуры средневекового мира. Духовенство было не только самым образованным, но и вообще единственно грамотным сословием. При церквах и монастырях открывались школы, где учились как будущие монахи, так и дети мирян. В монастырях имелись библиотеки и скриптории — мастерские по переписке книг, которые играли важнейшую роль в процессе сохранения и передачи информации. Книга того времени была произведением искусства, сокровищем, не доступным простому человеку, имела сакральный характер. До XII в. книги хранились в основном в монастырях, ими пользовались во время богослужений и торжественных церемоний — например, клялись на Евангелии. В монастырских скрипториях их переписывали каллиграфы, так как это занятие считалось у монахов богоугодным делом.

В период античности книга представляла собой свиток папируса. После падения Рима папирус, производство которого было налажено в Египте, постепенно выходит из употребления. В раннее Средневековье из него изготовлялись документы, а не книги, его использовали в папской курии, в канцелярии франкских королей. Затем его вытесняет пергамент (пергамен) — специально выделанная телячья, а также козья, баранья и свиная кожа. Он был весьма дорог, однако имел некоторые преимущества по сравнению с папирусом.

Пергамент более прочен, долговечен, его можно фальцевать, то есть сгибать без перелома, а также использовать с обеих сторон, поскольку он был непрозрачным. Чтобы стереть написанное, кожу обычно зачищали ножом и далее могли писать на ней снова. Так получался палимпсест. Листы пергамента с написанным текстом сшивали крепкими верёвками в кодекс и помещали в переплёт из досок, которые одновременно сдавливали и распрямляли кожу, не давая ей коробиться. Доски обтягивали тканью или кожей, декорировали металлическими пластинками и драгоценными камнями. Сам текст украшался заставками, рисованными заглавными буквами — цветными инициалами, снабжался миниатюрами.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология