Читаем Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II полностью

На место уволенных Лев Алексеевич назначал главным образом подчинённых своего брата, Оренбургского генерал-губернатора, человека делового и честного. Это, согласно Н.Ф., дало повод острослову и князю А.С.Меньшикову сказать Николаю I следующее:

– Хотя Оренбургская губерния последние годы плоха на урожаи пшеницы, но зато уродила губернаторов на всю Россию. Только велика ли их ценность?

И, наконец, в конце губернаторского срока Перовский заслал в Саратов ещё одного ревизора – К.Н.Григорьева. При этом Перовский вызвал Фадеева в Петербург, освободив для Григорьева поле деятельности. Григорьев, настоящий подьячий и крючкотвор, развернулся во всю ширь своего узкого кругозора и забил последний гвоздь в «гроб» губернатора. Впоследствии Григорьев, став по протекции Перовского костромским губернатором (1846—1847), за один год натворил такое, что был с треском уволен с должности. Перовский стоял за него горой, но А.Х.Бенкендорф оказался сильнее.

…Ничем не лучше оказывались и визиты в губернии и высокопоставленных царских министров. В августе 1843 года Саратовскую губернию посетил министр государственных имуществ (1837—1856) граф П.Д.Киселёв (1788—1872). Граф хорошо относился к Фадееву и во время недельного пребывания в Саратове попенял только его за ужасное состояние дорог. А потом Павел Дмитриевич решил проверить, как выполняется его переселенческая программа. Согласно этой программе, крестьянин, переселявшийся в Саратовскую губернию, получал дом, который должен был обойтись казне в 60 рублей. Первый удар по самолюбию министр государственных имуществ получил при проверке истинной стоимости домов: дом уже стоил не 60, а 80 рублей. Сколько граф ни торговался, сколько ни сердился, сколько ни пытался поймать местного управляющего государственной фермы, саратовского помещика Ю.Ф.Витте, на воровстве, цену сбить не удалось.

Получив эту горькую пилюлю, граф встретился с переселенцами, недовольными полученными земельными наделами. Они просили дать им возможность выбрать участки по своему вкусу. Началась нудная и долгая тягомотина: граф сладким голосом целых 2 часа приводил жалобщикам доводы о неудобоисполнимости их пожеланий и каждый раз спрашивал, понимают ли они его аргументы. Крестьяне в ответ низко кланялись, подтверждали, что даже очень хорошо его понимают, но очень просят исполнить их желание. В конце концов, терпение Киселёва иссякло, и он сухим и обиженным голосом сказал, что «этого сделать нельзя». При этом он им ласково улыбнулся, наклонил голову набок и, приложив два пальца к губам, удалился. (Фадеев пишет, что это было похоже на прощание графа с французскими актрисами). Крестьяне остались стоять, в недоумении раскрыв рты и не зная, как всё это было нужно понимать. Фадеев утверждает: они были уверены, что граф их пожелание непременно выполнит48.

…А Фадеева, между тем, вызвали на ковёр и по инициативе Перовского стали обвинять во всех грехах: что он распустил и избаловал саратовскую губернию; что все губернии идут вперёд по пути прогресса, только одна саратовская губерния тащится позади всех; что вовремя не уволил с должности частного пристава, связанного с ворами и разбойниками; что допустил разрытие саратовского кладбища; что в критических ситуациях губернатор уезжает из города; что неправильно взял прогоны во время настоящей поездки в Петербург и т. п.

Все чины губернии, включая Столыпина, выступили в защиту Фадеева, но в январе 1846 года Андрей Михайлович не стал дожидаться результат следствия и подал прошение об отставке. Надежды на то, что граф Киселёв возьмёт его к себе, не оправдались, зато его пригласил к себе наместник Закавказского края граф М.С.Воронцов. Согласно Н. Ф., проводы Фадеева из Саратова были печальны, многолюдны и изрядно орошены слезами саратовских жителей. Повсюду устраивались обеды, купцы предлагали безвозмездную денежную помощь, поскольку знали, что особых доходов у Андрея Михайловича не было, а крестьяне по пути Фадеева с женой и дочерью в Астрахань, предлагали им бесплатные продукты.

В последние годы Российской империи, согласно Любичанковскому, было проведено всего 14 ревизий. Примечательно, что объектами ревизий стали в основном окраинные губернии Кавказа, Средней Азии и Запада России. С одной стороны, это можно было считать признаком определённого благополучия в центральных губерниях. С другой стороны…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза