Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

Наш знакомый С. В. Чиркин и его товарищ С. П. Олферьев в 1903 году прибыли в Тегеран, где должны были работать в императорской миссии в качестве студентов, то есть стажёров. В начале XX столетия императорская миссия России в Тегеране, старейшая в Персии, всё ещё располагалась в старой части города в самой сердцевине базара и занимала целый квартал с обветшавшими постройками за стеной с неприглядными серыми воротами. Канцелярия, квартиры посланника и дипломатов располагались в старом П-образном здании в глубине большого двора. К дому примыкал большой сад, в котором находился флигель с квартирой второго секретаря. Казачий конвой размещался в отдельном помещении за главным зданием.

Стажёры получили на двоих квартиру из трёх комнат (две спальные и гостиная) и каждый по слуге-персу. Чиркину за два тумана или четыре рубля в месяц достался рябой симпатичный парень Ибрагим, у которого был один большой недостаток — от него пахло чесноком, но зато с ним можно было сколько угодно практиковаться в устном персидском языке. Как было принято, новички, устроившись на квартире, должны были предстать перед своим начальником.

Дипломаты знают, что в каждом посольстве и консульстве работают личности, выделяющиеся из общей среды чем-либо экстравагантным, необычным. Нередко такой личностью становился посол или посланник.

Посланником в Тегеране в это время был Пётр Михайлович Власов [83], донской казак, выпускник Учебного отделения восточных языков, в прошлом генконсул в Мешхеде, специальный эмиссар в Абиссинии, министр-резидент в Черногории. Карьера его, по словам Чиркина, свидетельствовала если не об исключительных дарованиях, то, во всяком случае, об энергии, большой трудоспособности и умении выполнять задания Певческого Моста. Это был невысокий брюнет 55 лет от роду, с седеющими редкими и приглаженными на прямой пробор волосами, с маленькой бородкой и нервным желчным лицом.

В своём доме П. М. Власов придерживался английского режима, согласно которому дипломаты-холостяки должны были у него завтракать и обедать. Этот режим, так не вязавшийся с его казачьим происхождением, был введён его покойной женой-англичанкой ещё во время его службы в Мешхеде и так понравился ему, что сесть за его обеденный стол в иной одежде, кроме смокинга или фрака, было просто невозможно.

Чиркина и его товарища-стажёра, после того как они привели себя в порядок после дороги, пригласили на обед к посланнику. Поскольку их багаж со смокингами ещё не прибыл, возникло затруднение: где их взять? Отказаться от обеда, по мнению второго драгомана миссии Н. П. Никольского, было бы ещё более неприемлемым вариантом. С трудом договорились с Власовым, что в виде исключения он разрешит студентам появиться за столом в вицмундирах — согласно министерской традиции.

Обеду предшествовал приём стажёров в кабинете посланника.

Первым делом Власов поинтересовался о почерках вновь прибывших дипломатов. Выяснилось, что его депеши отправлялись в Центр всё ещё в рукописном виде, хотя пишущие машинки вошли в это время в министерстве во всеобщее употребление. (Забегая вперёд скажем, что почерк Чиркина на его беду был признан более-менее «пассабельным», в то время как мелкая и небрежная вязь его товарища Олферьева оказалась полностью непригодной: не мог же государь император читать депеши из Тегерана с лупой! Но лучше всех почерк оказался у самого посланника. Кстати, прибывшего в Тегеран ещё одного стажёра миссии, В. А. Петрова, от переписывания депеш посланника освободили, а сразу приставили к настоящей работе. Причины были тривиальные: во-первых, он окончил Императорское училище правоведения и в смысле «дипломатии» приравнивался к александровским лицеистам, а во-вторых, он был сыном генконсула в Тавризе, сослуживца и приятеля Власова.)

…После получасовой ознакомительной беседы в кабинет вошёл метрдотель Власова, некто Понэ — полный и представительный мужчина в смокинге неопределённой национальности, — и провозгласил, что «кушать подано».

Стажёры прошли в столовую, где на отдельном столике обнаружили графинчик с водкой и лёгкую закуску. На первый раз они благоразумно сочли целесообразным от водки уклониться и сели прямо за стол. Посланник тоже не пил, он молча посидел за непритязательным обедом из четырёх блюд, а потом предложил гостям пройти в бильярдную, где выпил кофе и распрощался. Выяснилось, что посланник к месту и не к месту употреблял местоимение «этот», что делало его рассказ тяжёлым испытанием для смешливых студентов. Осмелевший со временем Олферьев при каждом таком словечке подмигивал Чиркину, а тот с трудом сдерживал смех.