Читаем Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке полностью

И. С. Мальцов сделал «сногсшибательный карьер» — он закончил службу в Министерстве иностранных дел в чине тайного советника и камергера двора. Вице-канцлеру и графу Нессельроде явно пришёлся по нраву этот Молчалин от дипломатии, о чём можно догадаться, знакомясь с формулярным списком нашего героя.

Посудите сами: в 22 года Иван Сергеевич стал 1-м секретарём миссии и правой рукой Грибоедова; спустя три месяца после гибели посланника в Тегеране его награждают орденом Святого Владимира 4-й степени, дают чин коллежского асессора и отправляют в Тавриз исполнять должность генерального консула. В послужном (формулярном) списке Мальцова, подписанном главою Министерства иностранных дел, появляется запись: «Высочайшим указом во внимание к примерному усердию и благоразумию, оказанным во время возмущения в Тегеране, пожалован кавалером ордена Святого Владимира 4-й степени». Трусость и лжесвидетельство называют «усердием и благоразумием» и награждают орденом!

В ноябре 1830 года на грудь 24-летнего генконсула и коллежского асессора спешат повесить орден Святой Анны, о чём в его формулярном списке появляется новая издевательская к памяти А. С. Грибоедова запись: «Во внимание к благоразумию, оказанному после убийства статскаго советника Грибоедова и во время исправления должности генеральнаго консула Всемилостивейшее пожалован по засвидетельствованию генерал-фельдмаршала графа Паскевича Эриванскаго кавалером ордена Святой Анны 2-й степени».

Потом чины, звания, ордена и награды сыпятся на Мальцова, как из рога изобилия: шведский орден Васы, австрийский орден Леопольда, турецкий орден, сицилийский, прусский… Надворный советник, камергер, статский советник, действительный статский советник, тайный советник, непременный член совета Министерства иностранных дел (по-нашему, член коллегии министерства), сопровождающий государя императора в 1851 году в его историческую поездку в Ольмюц (Австрийская империя), знаки «за беспорочную службу 25» и «30 лет» и т. п. В формулярном списке появляется трогательная запись о том, что Карл Васильевич питает «совершенную признательность» к Мальцову «за труды понесённые им» по временному управлению Департаментом внутренних сношений МИД.

И что обращает на себя внимание: ни у одного чиновника Министерства иностранных дел нет таких прогрессирующих от года к году записей в послужном списке о приобретении в различных губерниях Российской империи крепостных душ и пахотных земелек, как у Ивана Сергеевича Мальцова. Одних только крестьян наш тайный советник за каких-то 10–15 лет приобрёл не меньше 30 тысяч! И не мёртвых, как у Чичикова, а самых что ни на есть настоящих, платящих подати и приносивших доход.

Хваткий оказался человечек! Да и немудрено: Мальцов принадлежал к семье миллионера.

Предпринимательская жилка любимчика Нессельроде свела его с товарищем А. С. Пушкина С. А. Соболевским: Мальцов оказался его компаньоном, автором проекта и совладельцем открытой в 1836 году Самсониевской бумагопрядильной фабрики на Выборгской стороне Петербурга. В эти годы Мальцов стал близким другом Соболевского, и когда Сергей Александрович уехал на несколько лет за границу, состоял с ним в переписке. Именно от Мальцова Соболевский узнал о смерти Пушкина. Кстати, Грибоедов выбрал себе в секретари Мальцова по рекомендации Соболевского, который сам отказался ехать в Персию и предложил вместо себя своего товарища.

А дипломатическая карьера Андрея Карловича Амбургера, примерно 1795 или 1796 года рождения, «сына иностранного гостя, вступившаго в вечное подданство России», начатая в одно время с А. С. Грибоедовым и развивавшаяся до тегеранского эпизода параллельно, судя по всему, в 1829 году прервалась, потому что никаких новых записей в его послужном списке после этого не появилось.

«Грибоедов в Персии был совершенно на своём месте… он заменил нам там единым своим лицом двадцатитысячную армию… не найдётся, может быть, в России человека, столь способного к занятию его места» — такую высокую оценку деятельности Грибоедова дал после его смерти честный Н. Н. Муравьёв (Карский). Это — ответ на те сомнения, которые возникали у самого Александра Сергеевича во время выполнения им своей дипломатической миссии. А работавший в Персии после смерти вазир-мухтара Грибоедова русский дипломат К. К. Боде написал: «Но что в моих глазах ставит Грибоедова даже выше его литературных заслуг, как велики они ни были, это та настойчивость и неустрашимость, с которою он умел поддерживать достоинство русского имени на Востоке».

Золотые слова, которые должны помнить русские дипломаты всех времён и эпох.

Со стороны и на расстоянии времени всегда видится лучше.

<p>Глава четвёртая. Тегеран—1903</p>

Нас по сцене Всевышний на ниточках водит…

Омар Хайям
Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология