Наследниками Михайловского, кроме семьи А. С. Пушкина, остались его брат, сестра и отец. Начался раздел имения, в котором особую роль сыграл предприимчивый зять Пушкина Н. И. Павлищев. Приехав в Михайловское летом 1836 года и уличив прежнего управляющего в воровстве и нерадивости, Павлищев докладывал С. Л. Пушкину: «Я зову сюда Алек<сандра> С<ергеевича>, чтобы кончить раздел. Он предлагал в Петербурге 500 руб. за душу, т. е. 40 т<ысяч> за все имение, считая в нем только по 700 десятин земли. Но дело в том, что здесь земли без малого 2000 десятин; что лесу, сенных покосов, рыбы и других угодьев вдоволь; что мыза с садом и строениями не безделица; что имение, при самом дурном наемном управлении, по 10-ти летней сложности, дает до 3500 р. дохода. Поэтому имение стоит по меньшей мере 75 т<ысяч>. Уступку можно сделать; но только А<лександру> С<ергеевичу>, и так никак не ниже 64 т<ысяч>»[382]. Исходя из этой чудовищно завышенной суммы, Павлищев предложил Пушкину выкупить у брата и сестры имение, ссылаясь на свою материальную несостоятельность и необходимость обеспечить будущее своего сына. Слывший непрактичным в хозяйственных делах, Пушкин дал ему довольно жесткий отпор: «Вы пишете, что Михайловское будет мне игрушка, так — для меня; но дети мои ничуть не богаче Вашего Лели; и я их будущностью и собственностью шутить не могу. <…> Оценка Ваша в 64 000 выгодна; но надобно знать, дадут ли столько. Я бы и дал, да денег не хватает, да кабы и были, то я капитал свой мог бы употребить выгоднее»[383]. До гибели Пушкина никаких покупателей на имение найдено не было. Впоследствии опека, по решению императора Николая I, выкупила имение в пользу детей Пушкина.
Однако в доме никто долгое время не жил, он постепенно приходил в негодность и разрушался и к середине XIX века почти развалился. Профессор Дерптского университета академик М. П. Розберг, посетивший Михайловское в 1856 году, свидетельствует о том, что «господский дом представляет собой вид печальной развалины; крыша и отчасти потолки провалились, крыльцо рассыпалось, стекла насквозь пробиты; дождь льется в комнаты и ветер в них завывает: все кругом заглохло, одичало; двор и сад побиты крапивой, древняя еловая аллея, примыкающая к воротам, заросла…»[384]. С 1866 года в усадьбе, выйдя в отставку, поселился младший сын поэта Григорий Александрович[385]. Тогда же господский дом был разобран и продан на своз дьякону Георгиевской церкви деревни Воронич. Прихожанами этого храма было семейство Осиповых-Вульф, там на родовом погосте покоятся теперь и М. А. Вындомский, и П. А. Осипова, и ее сын Ал. Н. Вульф.
Г. А. Пушкин заново выстроил дом на старых фундаментах, продолжив их на восток. Он снес и перестроил службы, перепланировал парк. От прежней усадьбы осталось немногое. В частности, баня и круглый газон с южного фасада дома. Однако сейчас он выглядит тоже не так, как при Пушкине: в центре круга Г. А. Пушкин, в память о предках Ганнибалах, посадил вяз, привезенный из усадьбы прапрадеда Петровское, а по периметру круга — 26 лип в память о дате рождения Пушкина (26 мая по старому стилю). Были проведены кое-какие работы и в парке: по очистке прудов, по восстановлению садовой его части.
Хочется отвести от Г. А. Пушкина возможное обвинение: неужели сын не чувствовал на глазах растущей славы своего отца, не считал нужным сохранить усадьбу в том виде, в каком она была при его жизни? Задавая эти вопросы, нужно помнить, что Михайловское было родовым имением Пушкиных. Григорий Александрович, конечно, связывал его историю с жизнью отца, который был похоронен неподалеку и который любил эти места. Сам он бывал здесь с матерью в детстве. Имение было для него живым организмом, хранящим воспоминания о прошлом, но не окончившим свой земной путь. И именно поэтому сохранение дома и сада в неизменном виде психологически было для него невозможным: дом разваливался, сад зарос, усадебные постройки обветшали. Поскольку Григорий Александрович хотел жить в Михайловском, постольку он должен был озаботиться его благоустройством. В этом он видел свой долг перед памятью отца, продолжение семейной традиции. Он восстанавливал почти утраченное.