Повседневная жизнь Пушкиногорья

Мать просила не хоронить ее в Петербурге, а отвезти в Святогорский монастырь, на кладбище, которое воспринималось как родовое — Ганнибалы жертвовали на монастырь значительные суммы и имущество и получили право захоронения у алтарной стены Успенского собора. О таком кладбище писал Пушкин вскоре после смерти Надежды Осиповны:

Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мертвые в торжественном покое,
Там неукрашенным могилам есть простор;
К ним ночью темною не лезет бледный вор;
Близ камней вековых, покрытых желтым мохом,
Проходит селянин с молитвой и со вздохом;
На место праздных урн и мелких пирамид,
Безносых гениев, растрепанных харит
Стоит широко дуб над важными гробами,
Колеблясь и шумя…

Для вывоза тела из Петербурга и доставки его в Святые Горы оформлялось множество документов, которые удалось собрать через полторы недели, к среде 8 апреля. По дороге запрещено было останавливаться на постоялых дворах — только у церквей. Пушкин ехал не один, его сопровождал из Петербурга А. Н. Вульф. Была весна, бездорожье, земля еще не просохла, ехали медленно, дорога заняла целых четыре дня. Обычный путь лежал через небольшую станцию на правом берегу реки Великой — Синек, где к услугам проезжающих всегда находились шесть лошадей. Здесь им предстояло переправиться на другой берег. Однако, видимо из-за ледохода или паводка, это представлялось опасным, да и дальше дорога шла по топкому берегу реки. Решили выбрать окольный путь, что вынуждало воспользоваться не почтовыми, а своими лошадьми. За «своими» послали в Голубóво, где жила Евпраксия Николаевна с мужем Борисом Александровичем Вревским. Гроб с телом Надежды Осиповны сначала повезли в Голубóво, что составляло крюк в 15 верст, а потом уже в Святогорский монастырь, куда траурный поезд прибыл ранним утром в воскресенье, называемое в восточной традиции Днем жен-мироносиц — православный «женский» праздник.

Из Михайловского были призваны дворовые копать могилу. В Успенском соборе отслужили панихиду и Надежду Осиповну похоронили. Пушкин ночевал в опустевшем, постаревшем доме, хранившем отпечаток его прежней жизни. И, вероятно, решился привести в исполнение свои намерения, которые обрисовались за несколько лет до этого. Или пережил в пустом доме отчаянный приступ одиночества, и мысль быть похороненным когда-нибудь рядом с матерью согрела его душу; или печальные размышления о краткости жизни и близости собственной кончины растревожили его, как семь лет назад, когда были написаны эти горькие строки:

День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараясь угадать.
И где мне смерть пошлет судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?
Или соседняя долина
Мой примет охладелый прах?
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.

Повинуясь этому внутреннему призыву, он вернулся в монастырь и внес в монастырскую казну деньги, закрепив за собой соседний с материнской могилой участок земли. В книге прихода и расхода монастырских сумм на 1836 год было записано: «Получено от г-на Пушкина за место на кладбище 10 рублей. Сделан г-ном Пушкиным обители вклад — шандал бронзовый с малахитом и икона Богородицы — пядичная^[367], в серебряном окладе с жемчугом»^[368]. С этого момента, собственно, судьба повернулась так, что жизнь и смерть стихотворца А. С. Пушкина не просто вошли в историю Святогорского монастыря, но коренным образом изменили ее.

«И спросить мне хотелось: что видишь?»