Повседневная жизнь Пушкиногорья

В то время, если помещик отправлял своих слуг за покупками в город, он должен был выписать им документ, пропуск, по которому они могли выехать за заставу. Этот пропуск — «билет» — был аналогом подорожной для дворянина. В «билете» помещик должен был собственноручно описать возраст и внешние приметы своего крепостного, которого он отправлял с поручениями. В бумагах Пушкина сохранился документ, написанный рукой самого поэта, но измененным почерком, от имени соседки, тригорской помещицы П. А. Осиповой. Текст его таков: «Билет сей дан села Тригорского людям: Алексею Хохлову росту 2 арш. 4 вер. волосы темнорусыя, глаза голубыя, бороду бреет, лет 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар. 3 ½ в. Волосы светлорусыя, брови густыя глазом крив, ряб лет 45, в удостоверение что они точно посланы от меня в С. Петербург по собственным моим надобностям и потому прошу господ командующих на заставах чинить им свободный пропуск»^[207]. Как предполагают исследователи, под именем Алексея Хохлова скрывался сам Пушкин. Второе лицо — реальный человек, крестьянин Михайловского, упоминаемый многими мемуаристами, возможно, даже староста, который был хорошо Пушкину знаком. С ним-то он и собирался ехать в столицу. Пушкин планировал удрать из своего заточения в Петербург, когда 29 ноября 1825 года до него добралась весть о смерти императора Александра. Однако билет, конечно, датирован задним числом — решимость ехать пришла чуть позже.

Из рассказов друзей и со слов самого Пушкина нам известно, что он планировал 10 декабря тайно выехать из Михайловского так, чтобы к вечеру того же дня добраться в Петербург и через сутки возвратиться обратно. Что происходит в столице? Действительны ли слухи о смерти императора? Об отречении наследника? Все это не давало покоя и заставляло лихорадочно искать способ к бегству. По свидетельству С. А. Соболевского, Пушкин собирался остановиться на квартире у К. Ф. Рылеева: «В гостинице остановиться нельзя — потребуют паспорта; у великосветских друзей тоже опасно — огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву, который вел жизнь несветскую, и от него запастись сведениями»^[208]. Ничего лучшего Пушкин не мог и придумать, чтобы попасть, по выражению П. А. Вяземского, «в самый кипяток мятежа у Рылеева в ночь с 13-го на 14-ое дек.»^[209].

К счастью, побег осуществлен не был. Причиной этому, как известно, стало суеверие Пушкина. Он отправился проститься с соседями в Тригорское, и дорогу ему чуть ли не дважды перебежал заяц — дурная примета. Слуга, который был определен ехать вместе с Пушкиным в Петербург, внезапно слег в белой горячке. При выезде из Михайловского в воротах встретился священник — еще одно дурное предзнаменование. Пушкин приказал вернуться.

Вся эта история в подробностях, которые разнятся от одного изложения к другому, стала известна его друзьям только через его собственный пересказ и приобрела характер устного литературного произведения с повторами, когда двух-, а когда и трехкратными, эффектами обманутого ожидания и яркой развязкой. Все это заставило пушкинистов усомниться в правдивости повествования. А действительно ли Пушкин собирался в Петербург в начале декабря 1825 года? И когда именно собирался? До восстания — как он сам излагает, или после него, как описывает в своих мемуарах М. И. Осипова: «…Однажды, под вечер, зимой — сидели мы все в зале, чуть ли не за чаем. Пушкин стоял у этой самой печки. Вдруг матушке докладывают, что приехал Арсений. У нас был, извольте видеть, человек Арсений — повар. Обыкновенно, каждую зиму посылали мы его с яблоками в Петербург; там эти яблоки и разную деревенскую провизию Арсений продавал и на вырученные деньги покупал сахар, чай, вино и т. п. нужные для деревни запасы. На этот раз он явился назад совершенно неожиданно: яблоки продал и деньги привез, ничего на них не купив. Оказалось, что он в переполохе, приехал даже на почтовых. Что за оказия! Стали расспрашивать — Арсений рассказал, что в Петербурге бунт, что он страшно перепугался, всюду разъезды и караулы, насилу выбрался за заставу, нанял почтовых и поспешил в деревню. Пушкин, услыша рассказ Арсения, страшно побледнел. В этот вечер он был очень скучен, говорил кое-что о существовании тайного общества, но что именно — не помню. На другой день — слышим, Пушкин быстро собрался в дорогу и поехал <…>»^[210]. Марии Ивановне Осиповой в декабре 1825 года было всего пять лет, поэтому точно помнить события она не могла и скорее всего перепутала их последовательность и взаимосвязь^[211]. Но версия, что Пушкин полетел в Петербург, взволнованный вестью о восстании, имеет право на существование. Современные исследователи высказывают и другие точки зрения на эту легендарную поездку.