Повседневная жизнь Пушкиногорья

Конечно, животные путешествовали вместе с хозяевами, летом приезжали с ними в усадьбу, на зимний сезон возвращались в город. Была любимая собака и у Сергея Львовича — охотничий пес Руслан, получивший свое имя в честь героя пушкинской поэмы, которой вся семья небезосновательно гордилась. Он появился в семье самое раннее в 1818 году, когда поэма была вчерне закончена Пушкиным. Его порода может быть установлена по дошедшему до нас рисунку К. Гампельна 1824 года, изображающему хозяина Михайловского в обществе преданно заглядывающего ему в глаза пса. Предположим, что Руслан был ирландским сеттером, как думает и С. С. Гейченко, или волкодавом. Эта собака много лет прожила бок о бок с семейством Пушкиных и завоевала некоторую даже литературную известность.

Описывая дочери свою деревенскую жизнь в Михайловском, то Сергей Львович, то Надежда Осиповна упоминают Руслана как члена семьи. Рассказывая о собственном здоровье, не забывают и о любимой собаке: «Руслан здесь гораздо лучше себя чувствует. Он бегает весьма проворно и прыгает совсем как встарь, он помолодел на много лет с той разницей, что больше не воюет ни с собаками, ни с мужчинами и не охотится за перчатками»^[102].

Весной 1833 года Руслан заболел, и Сергей Львович с тревогой сообщал дочери: «…он 8 дней как не ест, очень кашляет и так слаб, что едва может дотащиться, чтобы лечь у моих ног. Я всякий день жду, что потеряю его»^[103]. В конце письма он в рассеянности несколько раз повторяет имя собаки.

Руслана не стало в августе того же года, он протянул еще два месяца, уехал вместе с хозяевами в Михайловское и умер там. Сергей Львович похоронил его в саду под большой березой и хотел даже поставить на могиле любимой собаки памятник-мавзолей в духе сентиментальной традиции, но остерегся («соседи скажут, что это религиозный акт»^[104]) и ограничился эпитафией по-французски. Ее русский вариант приводит в своих воспоминаниях Л. Н. Павлищев:

Лежит здесь мой Руслан, мой друг, мой верный пес!
Был честности для всех разительным примером,
Жил только для меня, со смертью же унес
Все чувства добрые: он не был лицемером,
Ни вором, пьяницей, развратным тож гулякой;
И что ж мудреного? был только он собакой!

Видимо, Сергей Львович очень переживал свою потерю. Его друзья попытались залечить эту рану: «Г-жа Росихина, которая любит собак, как мы их любим, почувствовала ко мне сострадание», — пишет Сергей Львович. Сострадание выразилось в том, что Сергею Львовичу в Михайловское была доставлена трехмесячная собачка той же породы, которую незамедлительно нарекли Заремой — в честь героини «Бахчисарайского фонтана». «Она хорошенькая, — уже бодрее признавался Сергей Львович в следующем письме дочери, — но очень жива, вскакивает ко мне на стол, лижет меня, кусает, царапает и рвет мне халаты, сюртук и платки»^[105]. А еще через месяц он подводит следующий итог: «Она Руслановой масти, и пятна точно как у него, за исключением желтого цвета, которого у нее нет. Ростом она несколько поболее Душиньки, но у нее вся его грация и его хвост. — Ушки — прелесть. Вот ее портрет, но ее чары не утешат меня в утрате доброго моего Руслана, коего ум и привязанность ко мне были не собачьи, но существа высшего»^[106].

В Михайловском, помимо любимого хозяевами Руслана, жили и другие собаки. По некоторым свидетельствам, там была псарня. Во всяком случае, достоверно известно, что Пушкин, оставшийся в деревне один в ноябре 1824 года, часто появлялся у соседей в Тригорском в сопровождении двух волкодавов («chien loup» — как называет их в своих мемуарах А. П. Керн).

На вопрос, был ли у Пушкина в Михайловском кот, как кажется, отвечать излишне. Кот, конечно, был, и, вероятно, даже не один — как же деревенский быт, особенно зимний, в заваленном снегом доме, можно представить без кота? Коты в Михайловском, как и в любой русской деревне, водились в изобилии. Не случайно, вероятно, сказочный мир Лукоморья в прологе к «Руслану и Людмиле», написанном в Михайловском в 1824–1825 годах, представлен как плод воображения волшебного кота-сказителя, обитающего на заповедном дубе.

Реальный комментарий к одному пушкинскому посланию