Кулачные бои в Петербурге имели давнюю традицию. Ее принесли с собой крестьяне: соседские деревни всегда ходили стенка на стенку. В столице местом таких боев были Автово, Купчино, село Смоленское, Охта, а еще Бородин переулок[121] возле Нарвских ворот. Но то были «спортивные» баталии (в Автово чуть ли не сто лет подряд выбирали лучшего в городе кулачного бойца). Однако злые и жестокие драки хулиганов с рабочих окраин ничего общего с этим не имели. Да и прохожим от них доставалось. Полиция время от времени пыталась изъять зачинщиков, атаманов уличных банд. Но их было трудно выявить, поскольку агентура в фабричной среде отсутствовала – за доносительство башибузуки резали.
К 1910-м годам в распри между молодежными бандами на Выборгской стороне вмешались взрослые мужики. Начались драки рабочих завода Кёнига со шпаной Большого Сампсоньевского проспекта, которые быстро переросли в поножовщину с человеческими жертвами. Градоначальник приказал взять хулиганов на особый контроль. В Сыскной полиции появился специалист по этому виду преступности, надзиратель Павел Давыдов. Довольно быстро он сумел запечатать в Кресты основных зачинщиков. На улицах стало чуть спокойнее.
А ведь Выборгская сторона считалась самым приличным местом на правом берегу Невы. Там была канализация, водопровод, горели газовые фонари, ездили паровые трамваи. Сии достижения цивилизации даже не снились Кушелевке, Пискаревке, Парголову или Новой Деревне. И преступления там были под стать уровню цивилизации: зимой ломали дачи, летом обижали грибников. В Полюстрово квартировали цыгане и занимались «национальными» шалостями: конокрадством и торговлей наркотиками. В Старой Деревне печальной славой пользовался Шишмаревский переулок, куда извозчики не ездили даже днем. На Охте традиционно воровали порох с казенных заводов. Еще тамошние босяки шалили на Горячем поле[122] возле белевских кирпичных заводов. Там была огромная свалка промышленных отходов, возле которой жили в землянках несколько сотен опустившихся горемык.
Самый большой из островов, Васильевский, тоже славился в первую очередь хулиганами. Банд там имелось две, которые делили территорию пополам. «Васинские» контролировали юг, а «железноводские»[123] – север; границей между враждующими державами была речка Смоленка. На мосту через неё часто происходили стычки. В отличие от горчишников Петербургской стороны островитяне прохожих не задевали, а разбирались исключительно между собой. Постоянным поводом для этого выступали «спорные» девушки. Бои были кровавыми. Вот случай из хроники. Весной 1907 года Ивана Петрова, вожака «васинских», ранили ножом на Масленицу. Его брат Николай, по кличке Колька Нога, подкараулил одного из обидчиков, Марка Хильмана, и ударил его финкой в сердце. От чего тот умер на месте. Перед этим Колька три недели дознавал, кто именно резанул Ваську, так что действовал вполне осознанно.
Пример василеостровской молодежи подавали старшие товарищи. Так, рабочие аптекарского депо Пеля издавна враждовали с пролетариями соседнего завода Буха. 20 апреля 1909 года они подловили врагов на Седьмой линии и устроили тем кровавую баню. Одного «буховского» убили на месте, другого тяжело ранили. И это без особого повода, в виде развлечения…
Васильевский остров имел собственную клоаку, именуемую Гаванским полем. Здесь размещалась одна из городских свалок. Как и Горячее поле, она привлекала всякий сброд. Неподалеку от Гаванского располагалось Смоленское поле – большой пустырь между Гаванью, Чекушами и речкой Смоленкой. В восемнадцатом веке здесь проводились казни (а в 1866 году там был повешен Каракозов). Зловещее прошлое долго мешало застройке этого участка. В результате там расположились огороды военного ведомства, в которых летом прятались босяки и дезертиры. Время от времени полиция поднимала там трупы…
Столицей здешних мест являлась Гавань. А главная её улица – Наличная – играла там роль Невского проспекта. Ее трактиры и пивные обслуживали нетребовательное население вполсилы. Хозяев заведений больше интересовала портовая контрабанда. Еще гаванские барыги славились тем, что ловко спаивали иностранных моряков. К каждому торговому заведению было приписано от трех до восьми проституток самого жалкого пошиба. Официально женщины не могли присутствовать в пивных в качестве прислуги. Но полиция при обходах регулярно их там обнаруживала. Вместе с бутылками водки, что тоже в пивных не дозволялось. Гаванские гулящие находились на самой низшей ступени социальной лестницы. Все они страдали сифилисом, беспробудно пили и соглашались отдаться за еду.