Месяц спустя в Смольном переулке была задушена старуха-служанка Донович. Сыщики выяснили, что убийство совершил некий Попов, бывший канцелярский служитель Петербургской сыскной полиции! Душить пожилую женщину ему помогала любовница…
В столице теперь происходили дикие и бессмысленные злодеяния. Например, в ночь на 17 апреля 1910 года на посту возле дома № 114 по Петергофскому шоссе был застрелен городовой Алексей Шибанов. В доме помещалось известное заведение «Красный кабачок». Служивый стоял и следил за порядком, никого не трогал. Подъехали три мерзавца и убили служивого человека. Просто так, от нечего делать. На другой день они явились в Народный дом графини Паниной и стали громко хвалиться содеянным. Тут-то сыщики их и повязали.
А ещё в Петербурге появились банды, каких прежде столица не видала. Одна из них хищничала в городе и окрестностях полтора года. Когда банду изловили, на скамью подсудимых усадили сразу 68 человек, в том числе 7 женщин. С августа 1907 по октябрь 1909 г. экспроприаторы совершили 33 вооруженных грабежа. Самое известное нападение случилось в поезде Приморской железной дороги. Бандиты убили казначея Сестрорецкого оружейного завода Ермолаева и завладели деньгами, которые тот вез. На выстрелы из соседнего купе прибежал полковник Суренкин – застрелили и его. Вскоре гайменники заподозрили одного из своих, студента (!) Можейко, в утайке денег и зарезали парня. Суд приговорил 29 обвиняемых к смерти, 7 – к каторге, 8 – к арестантским отделениям и 5 – к тюремному заключению.
Полиции приходилось туго. Одним из способов борьбы с преступностью были ночные облавы. Их результаты поражали. Так, 15 апреля 1911 года были обшарены Гаванский, Ново-Деревенский участки, половина Петербургской части и два участка Васильевской. Задержанных оказалось 2678 человек. Бесписьменные, праздношатающиеся, нищие и не имеющие права жить в столице. Правда, из серьезных уголовных не попался никто. Ещё больше добычи при проверочных обходах давали Волынкина деревня, Екатерингоф, Румянцевская роща от Путиловского завода или местность вокруг линии Балтийской железной дороги близ Митрофаньевского кладбища. Много бесписьменных ловили на пустых барках по Малой Неве, на Горячем поле за Малой Охтой, а летом на Гражданке, Кушелевке и в других пригородных селениях. В градоначальстве, конечно, знали про Горячее поле за Скотопригонным двором, но облавы там старались не проводить – уж больно опасно. Вяземскую же лавру, наоборот, чистили чуть ли не еженощно, и фартовые оттуда в конце концов ушли.
«Мода» на экспроприации очень усложнила службу сыщиков. Нападения на кассы и ломбарды, убийства артельщиков, грабежи почтовых отделений стали повсеместны. Грань между политическими преступниками и уголовными стерлась. Деньги с «экса» шли то ли на революционную борьбу, то ли в карман исполнителей. Кровавые грабежи с большим трудом удалось свести на нет лишь к 1912 году.
Чтобы у читателя не сложилось мнение, что преступления в Петербурге были уделом исключительно люмпенов и маргиналов, упомянем и про негодяев из приличных слоев общества. В 1912 году Сыскной полицией по обвинению в организации четырех грабежей был задержан бывший депутат Государственной думы Алексей Федорович Кузнецов. А в 1906 году СПбСП пришлось расследовать дело о коррупции, главным фигурантом которого являлся товарищ министра внутренних дел (!) Владимир Иосифович Гурко (1862–1927). В тот год случился неурожай, государство выделило средства на закупку зерна для голодающих. Распределял их Гурко. Однако вместо проверенных купцов с крупнейшей в Европе Калашниковской зерновой биржи подряды на поставку он отдал дельцу и мошеннику Эрику Лидвалю, сыну лейб-портного и брату известного петербургского архитектора. Лидвалю было перечислено 2,3 миллиона рублей, однако вместо 10 миллионов пудов ржи он поставил лишь 915 тысяч пудов.
Да и самое последнее громкое убийство, раскрытое столичной Сыскной полицией, совершили далеко не простые люди – муж племянницы Николая II князь Феликс Юсупов, депутат Государственной Думы В.М. Пуришкевич и великий князь Дмитрий Павлович. В ночь на 17 декабря 1916 года буквально в двух шагах от Офицерской, 28, они убили любимца императорской семьи старца Григория Распутина.
С началом Первой мировой войны в Петербурге появились новые напасти: сначала массовое дезертирство, потом фабрикация фальшивых «красных билетов», дающих освобождение от воинской службы. А со взятием немцами Варшавы и Риги город наполнился беженцами. Преступность за годы войны увеличилась в разы.
Сличительная ведомость о деятельности Санкт-Петербургской сыскной полиции за 1912 и 1915 годы[126]
Однако то были «цветочки», сущий ад начался после марта 1917 года, когда Министерство юстиции Временного правительства обнародовало постановление «Об облегчении участи лиц, совершивших уголовные преступления». Из тюрем и каторг в столицу устремились фартовые всех мастей…
Но это уже совершенно другая история…