Повесть о суровом друге

— «…2) Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови. 3) Железнодорожные организации и связанные с ними Советы обязаны всеми силами воспрепятствовать врагу воспользоваться аппаратом путей сообщения; при отступлении уничтожать пути, взрывать и сжигать железнодорожные здания; весь подвижной состав — вагоны и паровозы — немедленно направлять на восток в глубь страны. 4) Все хлебные и вообще продовольственные запасы, а равно всякое ценное имущество, которым грозит опасность попасть в руки врага, должны подвергаться безусловному уничтожению; наблюдение за этим возлагается на местные Советы под личную ответственность их председателей. 5) Рабочие и крестьяне Петрограда, Киева и всех городов, местечек, сел и деревень по линии нового фронта должны мобилизовать батальон для рытья окопов под руководством военных специалистов. 6) В эти батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев; сопротивляющихся расстреливать!..

Социалистическое отечество в опасности! Да здравствует социалистическое отечество!..»

Дядя Митяй свернул бумагу.

Помолчали.

— Немцы здорово вооружены, — сказал дядя Митяй. — Мне поручено организовать здесь отряд. Винтовок у нас сколько?

Анисим Иванович ответил очень тихо. Мы с Васькой тоже перешли на шепот.

— Слыхал? — тихонько сказал он. — Будем жечь все подряд, чтобы врагу не досталось.

— Вась, а чего германцы пришли до нас? Ведь солдаты в окопах замирялись, помнишь плакат?

— Помню, да толку мало. Во всем виноват ихний кайзер Вильгельм. Он, когда узнал, что его солдаты с нашими братаются, позвал их к себе и строго так спрашивает: «Вы зачем братались с русскими солдатами?» — «Воевать не хотим, в русских братьев стрелять не будем». — «Ага, не хотите стрелять? А в тюрьму хотите? Берите сейчас же винтовки, и марш на войну, и чтобы всю Россию мне завоевать, иначе всех повешу!» Ну что тут будешь делать? Ясное дело — надо идти. Вот и пришли и гетмана Скоропадского привезли…

— Кто это?

— А я почем знаю? Буржуй, наверное. Наполовину немец, наполовину русский. Если прямо смотреть — вроде гайдамак, а повернешь сбоку — немец.

— Эх, не везет нам…

5

На другой день Анисим Иванович дал нам два вареных початка кукурузы и приказал отнести дяде Митяю на чердак. Мы пробрались туда незаметно.

На чердаке от длинной балки шли наклонно по обе стороны дощатые перекладины. На них висела пыльная паутина. Дядя Митяй полулежал на ворохе соломы и что-то писал. Возле него, у дымовой трубы, лежал револьвер в деревянной кобуре.

Увидев нас, дядя Митяй приподнялся, чердачный настил затрещал под его локтем.

— Орлятки прилетели.

— Дядя Митяй, а где твоя борода? — спросил я.

— Понимаешь, ветром сдуло. Не успел схватить — сорвало и унесло. Такая досада…

Дядя Митяй принялся с жадностью грызть желтый початок кукурузы, посыпая его солью. Он был так голоден, что на все наши вопросы отвечал невнятным «умгу» и продолжал есть. Потом отбросил в угол обгрызенные стержни кукурузы и сказал:

— Добре закусил. Теперь бы пообедать в самый раз! — И он погладил себя по животу. — Ну да ладно, подождем с обедом до лучших времен. Верно, Леня?

— Дядя Митя, а зачем нам сдался гетман Скоропадский? — спросил я.

— Мы его свергнем, Леня. У него и фамилия подходящая: Скоро-падский, значит, скоро упадет.

— Дядя Митя, шахтеры говорили, что этот Скоропадский — немец, сказал Васька.

— Все возможно. Если он Украину немцам отдал, значит, сам немец или работает на немца. Недаром его дразнят знаете как? — И дядя Митяй, к нашему удивлению, прочитал нараспев стишок:

Ще не вмерла Украина,

От Киева до Берлина

Гайдамаки ще не сдались.

Германия, Германия превыше всего.

Половину слов мы не разобрали, но все равно стишок был хороший, и я его тут же выучил на память.

Дядя Митяй показал нам свой маузер, объяснил, как из него стреляют и почему он лежит в деревянной кобуре.

Вечером мы принесли дяде Митяю ужин, а он рассказывал нам о Ленине, о том, как еще до революции вместе с ним жил в ссылке в сибирской деревушке и как Ленин устроил там для деревенских ребят ледяной каток, а потом вместе с детьми катался на коньках. Интересно было слушать такие рассказы: кажется, всю ночь, до утра, не сомкнул бы глаз.

На другой день еще рассвет как следует не занялся, а мы уже явились на чердак. Не сразу заметил я девушку, которая сидела в углу, обхватив руками колени, и, улыбаясь, смотрела на нас.

— Это моя дочка, хлопцы. Она тоже не любит Скоропадского и борется против германцев. Надюша, познакомься с ребятами. Это Вася, а вот он Ленька — Алексей слопал двадцать пять гусей, слопал и не наелся…

Надя ласково привлекла меня к себе. Руки у нее были нежные и теплые, как у моей матери.

— Горюют ребятишки, что немцы школу закрыли, — с улыбкой сказал ей дядя Митяй.

— Папа, я могу с ними заниматься. Хочешь, я буду тебя учить? спросила меня Надя. Она тихо дышала мне в лицо, и я видел в полумраке ее добрые глаза.