Читаем Повесть о суровом друге полностью

Немец в каске с медной шишкой поднял руку и жестко, не по-русски, подал команду.

Сейчас же из-за угла выскочил немецкий конный отряд и с поднятыми палашами бросился на толпу. Их осыпали камнями. Но немцы стали рубить людей, и толпа хлынула врассыпную.

Илюха нырнул куда-то, и я потерял его из виду.

Я бежал, боясь оглянуться. Сзади цокали копыта, слышался лошадиный храп, раздавались стоны, ругань. Я заскочил в какой-то двор и присел за мусорным ящиком. Сквозь щель в заборе я видел, как старик рабочий стал бить немца по лицу торопливыми короткими ударами, обеими руками вцепился в горло и упал вместе с врагом. Другой немец, подскочивший сбоку, воткнул рабочему в спину штык.

Потом я увидел Федю. Немец в каске изо всей силы ударил его палашом по голове. Федя зашатался и, нагнув голову, начал хватать над собой руками воздух, как будто хотел поймать шашку. Потом он рухнул на дорогу, окровавленный.

У меня закружилась голова.

Когда бой затих, я, крадучись, вышел за ворота.

Вдоль улицы курсировали верховые, то там, то здесь на земле виднелись следы крови. Посреди мостовой валялась женская туфля с отломленным каблуком. На ржавом гвозде, торчащем в заборе, белел клок окровавленной рубашки.

Вокруг было пустынно, словно город вымер.

Шатаясь, я поплелся к себе на окраину, унося чувство ненависти к чужеземцам и страха перед ними.

<p>3</p>

Когда я вернулся домой, тетя Матрена катала белье тяжелым рубелем. Васька выстругивал деревянные босоножки. Он хмуро взглянул на меня и спросил:

— В городе был?

— Ага.

— Мосю видел?

— Какого Мосю?

— Нашего. Повесили его.

Я оторопел:

— Разве это Мося?

— Ну да, он, — ответил Васька, и лицо его стало суровым. — А еще приказ германский есть, чтоб оружие сдавали, у кого имеется. Так ты смотри… — Он оглянулся на мать и шепнул: — Как брату тебе говорю, смотри. Всех нас повесят, если узнают.

Он замолчал и снова принялся за работу.

А я вспомнил Мосю, его примятый котелок и большую рыжую бороду. Вспомнил, как он приходил к Анисиму Ивановичу и учил его сапожному делу, как шутил с нами и делал из бумаги кораблики. Жалко Мосю…

Я встал и посмотрел в окно. На улице светило солнце, по траве ходили куры, в луже на дороге отражалось небо. Манило в степь, где теперь стрекотали кузнечики, покачиваясь на стеблях, где пахло полынью и в безоблачной синеве заливались жаворонки. Потянуло на речку, где в камышах мелькают голубые стрекозы, которых можно ловить руками, где по песчаному дну плавают серебряные пескари. Я взглянул на Ваську. Он сидел, сгорбившись над сапожным столом, желтый и худой.

Позвать бы его сейчас в степь погулять. Но я понимал: Васька не пойдет. Последнее время я замечал в нем перемены: он перестал играть с нами, мало разговаривал, все куда-то бегал, шептался со взрослыми. На улице ребята скучали по своему командиру.

— Вась, пойдем на улицу, тебя Тоня зачем-то звала, — попробовал схитрить я.

Васька ничего не ответил. Может быть, ему самому хотелось пойти в степь и поиграть со мной, но он должен был кормить отца, мать и даже меня. Васька смотрел на банку с деревянными гвоздями и молчал. И тогда в его голубых глазах я заметил ту напряженную задумчивость, которая бывает у взрослых, когда они чем-то озабочены.

— Ничего, Лёнь, — сказал он, не отрывая глаз от банки с гвоздями. Мы немцев прогоним. Нехай только… — Васька не договорил: за окном прогремел выстрел, а во дворах отчаянно залаяли собаки.

Мы выскочили за калитку. По улице, низко пригнувшись и отстреливаясь, бежал человек в черном пиджаке. Я заметил, что рукав у него был в мелу. За бегущим гнались немцы. Среди них был тот, в черной каске с медным шишаком.

Сквозь редкий забор я видел, как человек метнулся в Абдулкин двор, перемахнул через невысокую стену, сложенную из плоских камней, в мой двор.

Васька кинулся ему наперерез. На немцев набросились собаки, они отбивались ногами, но те еще больше свирепели.

Васька выбежал из моего двора и таинственно поманил немцев в соседний, Илюхин, заросший лебедой двор.

— Здесь, — прошептал Васька и указал на дверь угольного сарая.

Немцы направили туда винтовки. Главный подошел ближе и крикнул по-русски:

— Выходить!

Дверь не открывалась.

— Выходить! Стреляю! — повторил он.

В сарае было тихо.

— Внимание! — скомандовал немец. — Приготовиться!

Немец рванул за скобу. Старая дверь со скрипом распахнулась, немец направил туда револьвер, но тотчас же опустил его. На пороге с ведром угля в руке стояла дрожащая от страха Илюхина мать. Она силилась что-то сказать, но лишь бессмысленно пучила глаза.

— O, Donner Wetter! — крикнул немец, плюнул и повернулся туда, где стоял Васька.

Но того уже не было.

— У-у, зобака! — выругался немец и зарычал на своих: — Поймать парня!

В суматохе я и сам не заметил, куда и как скрылся Васька.

Скоро на нашу улицу прибежали германцы-гайдамаки в жупанах.

Немцы покрикивали на них, а те в струнку вытягивались и отвечали: «Слухаю, шо прикажете?»

Немцы и гайдамаки развернулись в цепь по всей улице, выгоняли население из квартир, кололи штыками в матрацы, в груды угля в сараях, искали беглеца.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тебе в дорогу, романтик

Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи

Сборник произведений народного творчества США. В книге собраны образцы народного творчества индейцев и эскимосов, фольклор негров, сказки, легенды, баллады, песни Америки со времен первых поселенцев до наших дней. В последний раздел книги включены современные песни народных американских певцов. Здесь представлены подлинные голоса Америки. В них выражены надежды и чаяния народа, его природный оптимизм, его боль и отчаяние от того, что совершается и совершалось силами реакции и насилия. Издание этой книги — свидетельство все увеличивающегося культурного сотрудничества между СССР и США, проявление взаимного интереса народов наших стран друг к другу.

Леонид Борисович Переверзев , Л. Переверзев , Юрий Самуилович Хазанов , Ю. Хазанов

Фольклор, загадки folklore / Фольклор: прочее / Народные
Вернейские грачи
Вернейские грачи

От автора: …Книга «Вернейские грачи» писалась долго, больше двух лет. Герои ее существуют и поныне, учатся и трудятся в своем Гнезде — в горах Савойи. С тех пор как книга вышла, многое изменилось у грачей. Они построили новый хороший дом, старшие грачи выросли и отправились в большую самостоятельную жизнь, но многие из тех, кого вы здесь узнаете — Клэр Дамьен, Витамин, Этьенн, — остались в Гнезде — воспитывать тех, кто пришел им на смену. Недавно я получила письмо от Матери, рисунки грачей, журнал, который они выпускают, и красивый, раскрашенный календарик. «В мире еще много бедности, горя, несправедливости, — писала мне Мать, — теперь мы воспитываем детей, которых мир сделал сиротами или безнадзорными. Наши старшие помогают мне: они помнят дни войны и понимают, что такое человеческое горе. И они стараются, как и я, сделать наших новых птенцов счастливыми».

Анна Иосифовна Кальма

Приключения / Приключения для детей и подростков / Прочие приключения / Детская проза / Детские приключения / Книги Для Детей

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное