Повесть о суровом друге

— А я по-германски умею, — похвастался Илюха и с важным видом достал из-за пазухи горсть пищиков от желтой акации, но тут же снова спрятал их в карман, наверно, боялся, что я попрошу посвистеть. — А знаешь, германцы ох и злые, глаз во лбу один, вот здесь, посередке, и говорят не по-нашему.

— Не выдумывай!

— Не веришь, сам услышишь.

— А ну скажи что-нибудь по-германски.

— Я бы сказал, да не поймешь ты. Ну, например: «Драйцик-двайцик, хурды-мурды, тирим-бирим, чох». Что я сказал?

— Не знаю.

— Я сказал: «Пойдем домой, я тебе пирогов дам».

Раньше я видел людей, которые разговаривали не по-нашему, это были военнопленные немцы. А какие же германцы?

— Меня вчера один приглашал, — продолжал Илюха. — «Приходи, говорит, — в гости, саблю дам». Что, не веришь?

— Верю, — ответил я, хотя знал, что Илюха врет: вчера германцев в городе не было.

Шагая по улице, я в нетерпении оглядывался по сторонам. Вдруг я увидел на заборе большое объявление. Половина его была написана не по-русски, а на другой половине я прочитал:

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Каждый, кто передаст германскому командованию

большевистских агитаторов, получит за каждого премию:

1. Сто рублей за сведения.

2. Двести рублей, если доставит агитатора в наше

распоряжение.

3. Тысячу рублей и корову за поимку главаря по кличке

Дядья Митья.

Комендант города майор Гейн-Гауптман.

Наконец около хлебной лавки мы увидели первого германца. Боясь приблизиться, мы остановились в отдалении и стали рассматривать его. Германец был в синем жупане и шароварах, заправленных в сапоги. На голове шапка из серых смушек с длинным «оселедцем», на конце которого болталась кисточка. Из-за спины у германца торчала винтовка, на поясе висела граната, а сбоку волочилась по земле кривая, точно колесо, шашка.

Германец прохаживался возле лавки, видимо охраняя ее.

— Сейчас я спрошу у него по-германски, что он здесь делает, — спросил Илюха.

Я подошел поближе, чтобы послушать их разговор.

Заложив руки в карманы, Илюха остановился перед германцем. Минуту они молча разглядывали друг друга.

— Драйцик, — неожиданно выпалил Илюха и замялся, хмуро оглянулся на меня: — Чего смотришь? Думаешь, не умею?

Он снова повернулся к германцу. Но тот вдруг выговорил чисто по-украински:

— Чего вылупився, як баран на аптеку? Чи я тоби цирк? — И он стукнул Илюху так, что у того слетел и покатился по дороге картуз.

Илюха икнул, догнал картуз и пустился прочь.

— Он сумасшедший, — с трудом переводя дыхание, проговорил Илюха. — Ты видал, какие у него глаза? Такие всегда бывают у сумасшедших.

— А почему он по-украински заговорил?

— Тебе же говорят — сумасшедший.

Илюха дернул меня за рукав:

— Гля, что это?

Из города бежал народ, мимо нас рысцой протрусила испуганная старушка. Она крестилась и повторяла вполголоса:

— Осподи Иисусе Христе, что ж это делается! Оспади милосердный!

Люди останавливали ее, о чем-то спрашивали, но она покачивала головой и повторяла одно и то же.

2

На главной улице невозможно было протиснуться. Гул от встревоженных голосов стоял в воздухе. Против белого здания с высокими полуколоннами на телеграфном столбе висел человек. Поверх мешка, накинутого на голову, туго затянулась вокруг шеи петля. На одной ноге у повешенного был надет ботинок, другая разута. На груди висела дощечка с надписью: «Болшевик».

В стороне, громко причитая, плакала женщина. Четыре солдата в круглых стальных шлемах не подпускали к столбу людей.

На этих солдатах были короткие серо-голубые шинели, подпоясанные ремнями с медными пряжками. На пряжках — орлы с перьями, торчащими в стороны, как острые кинжалы. За спинами у солдат висели ранцы. По тому, как солдаты молча смотрели на людей, я понял, что они ни слова не понимают по-русски. Я сразу догадался, что это были немцы. Стало жутко. Главный немец, у которого на голове поблескивала черная каска с острой медной шишкой, гарцевал на коне и кричал:

— Коспода! Немецкая армия пришел на помощь вас. Она защищает вам от болшевик и просиль разойтись по домам. Немецкий армия считает Совет непорядка. Так люди не дольжен жить. Люди дольжен жить не Совет, не коммуна. Кайзер Вильгельм помогайт русскому наводит порядок Россия. Я просиль разойтись, коспода.

— У нас господа в семнадцатом году кончились! — послышался из толпы возглас.

— Вас никто сюда не звал, убирайтесь! — крикнул человек, стоявший позади меня.

Я обернулся и едва не вскрикнул от радости. Это был молотобоец Федя.

Колбасник Цыбуля ухватился обеими руками за Федю и заорал:

— Господа немцы, ловите, это большевик!

Федя ударил колбасника локтем в лицо.

— Караул!.. — заорал Цыбуля, приседая. — Держите его!

Федя метнулся в толпу, чуть не сбив меня с ног, и схватил на ходу камень с мостовой.

— Товарищи, бейте оккупантов! — И швырнул камень в часовых. И, как по команде, мальчишки всего города обрушили на немцев бурю камней.

Толпа, охваченная гневом, теснилась к вожакам, люди вооружались чем попало. Только теперь я заметил, что было здесь много шахтеров и они что-то прятали под одеждой. Вот один выхватил из-под полы шахтерский обушок и крикнул:

— Бей их, хлопцы!