Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

– Да, я украл его, – провещал Лис, – но хитростью, а не силой.

Тут великий шум поднялся в чертоге, и вождь с высокого престола воскликнул:

– Тише, тише!

И шум улегся, тогда вождь продолжил:

– Ты хочешь сказать, что явился заплатить нам своей головой за похищение Холблита и Полоняночка?

– Скорей потому, что мне захотелось спросить, – ответствовал Лис, – какую цену назначите вы за тела этой пары?

Рек вождь:

– Не жаль и ладьи полной золота, если ты сумеешь прожить чуть подольше.

Молвил в ответ Хилый Лис:

– Что ж, тогда отправляюсь за упомянутыми телами, а награду пусть назначают мне Вороны своей доброй волей.

Тут он повернулся, чтобы выйти, и… о! в дверях уже стоял Холблит, держа Полоняночку за руку; многие в чертоге заметили их, ибо дверь была широка. Тогда вошли они внутрь и стали возле Хилого Лиса, и все мужи в зале вскочили и завопили от радости. Но когда волнение чуть улеглось, Хилый Лис возопил:

– О вождь и все вы, добрые люди! Если и полной золота ладьи было мало за мертвые тела ваших друзей, какую награду получит тот, кто доставил эти тела вместе с душами?

Ответил вождь:

– Пусть этот муж сам назначит себе награду.

И все кто был в чертоге, вскричали в знак согласия.

Тогда проговорил Хилый Лис:

– Что же, тогда я хочу, чтобы вы назвали меня своим родичем перед вашими предками.

Все закричали, что выбор сделан с мужеством и мудростью.

Холблит сказал всем:

– Прошу у вас не меньшего для него; знайте, что этот муж уже стал моим побратимом.

Тут вождь возгласил:

– Прибывшие из-за моря скитальцы, подойдите поближе, садитесь с нами и наконец возвеселимся.

И тогда все они подошли к возвышению – Холблит, Полоняночка и Хилый Лис, а с ними шесть дев. И вот, поскольку ночь была еще молода, вечерняя трапеза Сынов Ворона сделалась брачным пиром для Холблита и Полоняночки, и в ту самую ночь стала она женой из этого Дома, чтобы рождать Ворону доблестных сыновей и прекрасных дочерей.

А утром Хилого Лиса привели на курган, дабы мог он встать перед предками и сделаться сыном рода. И сделали так по слову Холблита, ибо все поверили тому, что рассказал он о Равнине Блаженных и Уделе Бессмертных. Четверо дев сделались сестрами Дома, а остальных двоих со всеми почестями отослали к родне.

О Хилом Лисе придется сказать, что вскоре он потерял и утратил все знания в ворожбе, которые унаследовал от прежних людей, живых и мертвых, перестал быть волхвом и сделался таким же, как прочие люди. И все же он сохранил чрезвычайную отвагу и доблесть и повсюду сопутствовал Холблиту. Много славных деяний совершили они вместе, хотя память рода людского не сохранила их. Но ни сами они, ни кто-либо из Воронов никогда более не являлся на Равнину Блаженных и ничего не слыхал о людях, там обитавших.

Лес за пределами мира

Глава I. О Золотом Вальтере

Некогда жил молодой человек в большом и добром городе возле моря, и звали тот город Лангтон-на-Водах. И было ему полных лет двадцать с пятью – молодцу белолицему и светловолосому; высокому и сильному, да, пожалуй, скорее умному, чем глупому, да не так, как часто бывает у молодых людей… молодцу доблестному и любезному, немногословному, но обходительному в речах, не задиристому и не надменному, спокойному парню, умеющему терпеть; опасному противнику в драке и верному боевому товарищу. Отец, с которым он вместе жил, когда началась эта повесть, был знаменитым купцом – побогаче многих баронов той земли, – капитаном над Портом; глава самого знатного дома Лангтона, принадлежал он к роду Голдингов, а посему звался Бартоломеем Голденом, а сын его – Голденом Вальтером, Золотым Вальтером.

Вы можете предположить, что все должны были видеть в сем юноше счастливца, не ведающего нехватки ни в чем; однако же и в его участи нашелся изъян, ибо, тяжко влюбившись в женщину чрезвычайно прекрасную, он взял ее в жены, казалось бы, по ее собственной воле. Однако же, едва они провели в браке шесть месяцев, он обнаружил по многочисленным признакам, что вся красота и все доблести его немногого стоят в ее глазах и что склоняется она к некому мерзавцу, во всем уступавшему Вальтеру. Посему покой оставил его, и он возненавидел жену – за неверность и ненависть, с которой она обращалась с ним; тем не менее звук ее голоса, раздававшегося в доме то тут, то там, заставляли сердце его биться чаще; и один только взгляд на нее воспламенял в нем желание, и Вальтер хотел только, чтобы она была с ним добра и ласкова. Случись такое, он сразу бы забыл все совершенное зло. Однако выходило наоборот: увидев его, она менялась лицом, на котором немедленно проступала ненависть; и как бы ни мила она была с остальными, с ним обходилась лишь с едкой суровостью.

Так все и шло какое-то время, пока палаты отцовского дома… что там, самые улицы города не стали ему отвратительны. Тут он вспомнил про то, что молод, а мир просторен. Тогда, уединившись однажды с отцом, Вальтер заговорил с ним и молвил: