Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов

Воспоминания отвлекли Якова Гавриловича от созерцания природы и омрачили его настроение. Он решил не думать больше об институте, глядеть и наслаждаться окружающим, вернуть себе утраченную легкость чувств. Мысли, как ему показалось, послушно оторвались от неприятной действительности.

Заморосил дождь. Капли оседали на стекла машины, тяжелели и змейками сбегали вниз. Яков Гаврилович стал напряженно придумывать поэтический образ для низко нависших облаков и солнца, раздирающего их своими острыми лучами. Сравнения не давались, в голову лез всякий вздор, несколько раз он поймал себя на том, что думает о Сухове и о злополучном письме. Дождь усилился, и на память Якову Гавриловичу пришло некогда любимое стихотворение Алексея Толстого. Обрадованный подоспевшей подмогой, он тепло прочитал его вслух:

Дождя отшумевшие капли
Тихонько по листьям текли,
Тихонько шептались деревья,
Кукушка кричала вдали.

Дождь перестал, и выглянуло солнце. На отмели реки под сверкающим высоким небом брели девушки с подоткнутыми подолами. На высоко поднятых руках колыхались корзинки, узелки и гитара со свисающим бантом. Они шли вразброд, отставая друг от друга, а взволнованному Якову Гавриловичу казалось, что движения их ритмичны и следуют в такт песне, плывущей с надвигающегося берега.

Лес остался позади, по обеим сторонам пошли волнистые холмы, то справа, то слева журчал ручеек, и громко пел в небе жаворонок. Яков Гаврилович взглянул на исчезающую за холмом Волгу, и ему стало грустно. «Сколько сил, — думал он, — уходит напрасно, жизнь растрачивается по мелочам, на ложь, притворство и дрязги». Он бы рад жить в тиши и в мире, да рады ли этому другие? Далеко ли ходить за примером. Встречает его вчера главный хирург ортопедического института Иван Иванович Зеленко и на ухо шепчет: «Мы такое на днях разблаговестим, что мир удивим». Веселый, хмельной, так в лицо и смеется. Толком рассказать не хочет, отмалчивается. Где уж тут быть спокойным? А вдруг в самом деле удивит? Почему, спросят нас, вы прозевали? Только и жди, что тебя осадят или обведут вокруг пальца…

Одна грустная мысль вызывает другую, а там теснятся еще и еще… На заседании хирургического общества Иван Андреевич Болоховский — заведующий областным здравотделом, прошел близко мимо него и не поздоровался. Никогда этого с ним не случалось. Назавтра он горячо просил извинения и опять проявил непонятную рассеянность — не справился о здоровье жены. С чего бы, казалось? Он всегда спросит: «Как здоровье Агнии Борисовны?» Бог с ним, с Болоховским, а Зеленко попомнит Студенцова. Назавтра все в городе над этим хохотали. Михайлов — молодец, где надо процитировать или передать чужую мысль, никто лучше его не справится.

«Сколько забот, сколько испытаний на каждом шагу. Счастливец Ванин! — думает Яков Гаврилович, глядя на белые стены районной больницы, вырастающие из лесного массива. — Живет, благоденствует, не зная тревог. Прямо со школьной скамьи поехал в районную больницу, сел и сидит двадцать пять лет. Крепок, здоров и умен. Настоящий медведь — залюбуешься: ростом высок, в плечах косая сажень, борода окладистая, русская, и умом и сердцем — хорош. Лоб белый, высокий, руки сильные, только глаз не увидишь за сросшимися бровями, будто два озерца в камышах потонули».

Сравнение глаз с озерцами нравится Якову Гавриловичу, и он замедляет ход машины, чтобы записать свою литературную находку.

Высокий, крепкий забор вокруг больницы и добротно сколоченные ворота напоминают ему о том, как много в его жизни связано с этим местом и живущими здесь людьми. Тут была задумана и осуществлена его кандидатская работа. Ванин предложил тему ему — своему другу. Якову Гавриловичу она не понравилась. Тогда Самсон Иванович выложил на стол необыкновенно интересные материалы. Искусно подобранные, начисто переписанные, со ссылками на источники и перечнем литературы, они сами по себе представляли научный труд. Студенцов согласился и написал диссертацию. Прочитав ее, Ванин всплеснул руками и сказал: «Мне бы, Якушка, твой ум, твое дарование, и я бы, пожалуй, преуспел».

Тут, в этой районной больнице, Яков Гаврилович оперировал Марию Ивановну, и опять не обошлось без участия Ванина. «Что ты раздумываешь, — сердился он, — послужи науке, она сколько лет ждала тебя!» Удачная операция стала темой для диссертации на степень доктора медицинских наук. Самсон Иванович снова его поддержал, надавал ему тщательно подобран–ных материалов и советов. Где он все это набрал, когда вычитал, зачем ему, терапевту, это понадобилось, трудно было понять. Диссертация привела Самсона Ивановича в умиление. Он долго обнимал своего друга, хлопал по спине и повторял: «Ай да молодец! Счастливый ты человек, как тебе все удается! Трудиться ты, видит бог, еще на школьной скамье не любил, засиживаться за книгой тоже не охотник, а преуспеваешь». На это ему Яков Гаврилович полушутя–полусерьезно ответил: «Идеи не цыплята, их не высиживают, они носятся в воздухе, учуять надо».