Повесть о любви и тьме

Сейчас я попытаюсь пересказать тебе, но, разумеется, своими словами, а не словами Фани, ведь вряд ли и среди моих знакомых найдется много таких, кто был бы способен говорить так, как Фаня. Рассуждала Фаня примерно так: наследственность и формирующую нас окружающую среду, а также общественный статус – все это можно сравнить с картами, которые раздаются вслепую до начала игры. В этом нет никакой свободы – мир тебе дает, а ты просто берешь то, что дают, без какой-либо возможности выбирать. Но вопрос в том, что каждый из нас делает с картами, которые ему сдали. Ведь бывают игроки, великолепно играющие и при не слишком хороших картах, а бывают и те, у кого все наоборот: даже если карты выпали замечательные, они все продуют! Это и есть наша свобода – свобода сыграть теми картами, что нам сданы. Но и эта свобода во многом зависит от везения каждого игрока, от его терпения, разума, интуиции, смелости. Тех качеств, что тоже лишь карты, которые выпали или не выпали нам перед началом игры. А если это так, то что же в конечном итоге остается нам как свобода выбора?

Не так уж много, утверждала твоя мама. Возможно, нам оставлена всего лишь свобода смеяться над нашим положением либо оплакивать его, свобода принять участие в игре или исчезнуть, свобода попытаться, по крайней мере, понять, в чем нужно, а в чем нельзя уступать, либо не делать таких попыток. Короче, выбор – между тем, чтобы провести эту жизнь, бодрствуя, или провести ее в полудреме.

* * *

– Если уж мы говорим о противостоянии судьбы и свободы выбора, если уж говорим о картах, то у меня для тебя припасена еще одна история. У Филиппа, нашего кучера-украинца, был сын – смуглый красавец Антон. Черные сверкающие глаза, точно два алмаза, уголки губ чуть-чуть оттянуты вниз, словно от презрения, плечи широкие… Говорил он таким басом, что когда возвышал голос, то звенели стеклянные безделушки на комоде. Всякий раз, когда по улице шла ему навстречу девушка, этот Антон обязательно замедлял шаги, а девушка непроизвольно убыстряла свои и дыхание ее учащалось. Я помню, что мы, сестры, подсмеивались друг над другом, а иногда и над нашими подругами: “Что, вырядилась в эту блузку ради Антона?” Или: “Цветок в волосах в честь Антона?” Или: “Кто это в честь Антона отправился гулять по улице в плиссированной юбке и коротких белоснежных носочках?”

Рядом с нами на улице Дубинской проживал инженер Стилецкий, племянник княжны Равзовой, которой в двенадцатилетнем возрасте был отдан в работники твой дедушка. Это был тот самый несчастный инженер, что основал мельницу, где папа сначала трудился простым рабочим, потом от имени этого инженера руководил всей мельницей и в конце концов выкупил ее. Я до сих пор помню его имя и отчество – Константин Семенович Стилецкий. Жену его звали Ира, Ирина Матвеевна, и в один прекрасный день она просто бросила мужа и двоих детей, которых звали Сеня и Кира. Женщина эта сбежала с одним голубым чемоданчиком – прямо в избу, что стояла напротив, избу Антона, которую тот построил своими руками за нашим двором, на самом краю усадьбы. Там был выгон для коров. Верно, у нее были причины сбежать от своего мужа: он, возможно, и был каким-то там гением, но при этом пьяницей, болтуном, нытиком… К тому же он не единожды проигрывал ее в карты, то есть отдавал ее на одну ночь в качестве платы, если ты понимаешь, что я имею в виду, – отдавал ее на ночь тем, кто выигрывал у него в карты.

Я помню, как однажды спросила об этом у мамы, но она перепугалась, аж побледнела и сказала мне: “Сонечка! Ой-ой-ой! Постыдись! Немедленно, ты слышишь!? Немедленно перестань думать о таких некрасивых вещах и начни думать о вещах красивых! Ибо это известно, Сонечка: если девушка думает о некрасивых вещах, у нее тут же начинают расти в разных местах на теле волосы и голос у нее становится грубым, неприятным, как у мужчины. А после всего этого никто на всем белом свете не захочет на тебе жениться!”

Вот так нас тогда воспитывали. Но сказать правду? Я и сама не очень-то хотела думать о таких вещах. Думать о женщине, которая в качестве платы должна была идти в какой-то грязный барак, с каким-то пьяным негодяем. Но как прогнать такие мысли? Они ведь не телевизор, где если увидел что-то неприятное, то жмешь себе на кнопку и перескакиваешь на другой канал. Некрасивые мысли, они словно гнусные червячки внутри цветной капусты.

* * *

Тетя Соня рассказала, что Ира Стилецкая была женщиной нежной, миниатюрной, с приятным лицом, на котором будто застыло удивленное выражение, как если бы ее застигли врасплох: