Повесть о любви и тьме

В зимние вечера собиралась у нас или у семейства Зархи тесная компания: Хаим и Хана Торен, Шмуэль Версес, супружеская пара Брейманов, неистовый и удивительный господин Шарон-Швадрон, рыжеволосый фольклорист господин Хаим Шварцбойм, Исраэль Ханани, работавший в канцелярии Сохнута, и его симпатичная жена Эстер. Собирались они обычно после ужина, часов в семь или половине восьмого, расходились в половине десятого – это время считалось поздним. Они пили огненно-горячий чай, угощались медовыми пряниками и фруктами, спорили, очень вежливо, по самым разным проблемам. Проблемы были мне непонятны, но я точно знал, что придет день – и я пойму, и вступлю в дискуссию с людьми этой компании, и приведу им решительные доводы, которые им и в голову не приходили, и, может быть, удастся мне удивить их. Может быть, и я когда-нибудь напишу рассказы “из головы”, как господин Зархи, или создам тома поэзии, как Бялик, как дедушка Александр, Левин Кипнис и как доктор Шауль Черниховский, запах которого мне не забыть никогда.

Семейство Зархи были нашими закадычными друзьями, несмотря на постоянные споры и разногласия между моим отцом, ревизионистом, приверженцем Жаботинского, и леваком Исраэлем Зархи. Отец очень любил беседовать, растолковывать, объяснять, а господин Зархи любил слушать. Мама время от времени, случалось, вставляла едва слышно фразу-другую, и порой слова ее незаметно меняли направление беседы. Эстер Зархи имела обыкновение задавать вопросы, и папа с удовольствием отвечал ей, вдаваясь в подробнейшие объяснения. Исраэль Зархи, обращаясь к маме, обычно смотрел в пол, словно с помощью некоего тайного языка просил ее в трудную для него минуту встать на его сторону, поддержать в споре. Мама умела все осветить по-новому, она делала это сдержанно и немногословно, и после ее реплик на спорящих обычно нисходило умиротворение, в их высказываниях появлялись осторожность и легкое сомнение. Однако вскоре спор разгорался с новой силой, и голоса вновь начинали звенеть от гнева – в гневе своем спорщики сохраняли вежливость, но вот удержаться от избытка восклицательных знаков не могли.

* * *

В 1947 году в тель-авивском издательстве “Иегошуа Чечик” вышла первая книга моего отца “Новелла в ивритской литературе: От зарождения до конца эпохи Хаскалы”. В основу книги легла дипломная работа, которую отец представил своему учителю – дяде Иосефу Клаузнеру. На титульном листе написано, что “эта книга удостоена премии им. И. Клаузнера, присуждаемой муниципалитетом города Тель-Авив, и издана при поддержке фонда им. Ципоры Клаузнер, благословенна ее память”. Доктор наук профессор Иосеф Клаузнер самолично написал предисловие.

На странице, следующей за титульным листом, отец поставил посвящение памяти Давида, своего брата:

Моему первому учителю истории литературы —

единственному брату моему

Давиду,

которого утратил я во тьме Изгнания.

Где ты?

* * *

В течение десяти дней, а то и двух недель отец, вернувшись с работы, бежал на почту – он ждал экземпляры своей первой книги. Ему сообщили, что книга вышла из печати и что ее даже видели в книжном магазине в Тель-Авиве. И день за днем бегал отец на почту и возвращался с пустыми руками, всякий раз обещая себе, что если и завтра не прибудет посылка с книгами от господина Губера из типографии “Синай”, то тогда уж точно он отправится в аптеку и со всей решительностью позвонит в Тель-Авив: ведь это просто невыносимо! Если книги не прибудут до воскресенья, до середины недели, самое позднее – до пятницы… Но посылка прибыла, однако не по почте, а с посыльным – смешливая девушка, уроженка Йемена, принесла к нам домой пачку книг, но не из Тель-Авива, а прямо из типографии “Синай”.

В пачке было пять экземпляров “Новеллы в ивритской литературе” – свеженьких, девственных, только что из печати, переложенных листами отличной белой бумаги (судя по всему, гранки другой книги альбомного формата) и старательно перевязанных бечевкой. Отец поблагодарил девушку, но в порыве бурной радости все же не забыл вручить ей монету достоинством в шиллинг (сумма по тем временам очень даже значительная – ее хватило бы на вегетарианский обед в буфете компании “Тнува”). Затем папа попросил, чтобы мы с мамой подошли к письменному столу и встали рядом, пока он будет открывать пачку.