Повесть о любви и тьме

– Никто и представить себе не мог то, что предстояло на самом деле, но уже в двадцатые годы в глубине души все сознавали, что у евреев нет будущего ни при Сталине, ни в Польше, ни во всей Восточной Европе. А потому идея Эрец-Исраэль набирала силу. Не у всех, конечно, – к примеру, религиозные ортодоксы весьма противились этому, так же как идишисты, коммунисты, сторонники ассимиляции и те, кто ассимилировался до такой степени, что уже считал себя большим поляком, чем Падеревский и Войцеховский. Но очень многие из обычных семей в Ровно уже в двадцатые годы заботились о том, чтобы дети их учили иврит. Те, у кого было достаточно средств, посылали детей учиться в хайфском Технионе, тель-авивской гимназии или какой-нибудь сельскохозяйственной школе в Эрец-Исраэль. И отклики, долетавшие из Эрец-Исраэль, были столь обнадеживающими, что молодые люди уже ждали, когда же придет их очередь. А пока что читали газеты на иврите, спорили, декламировали Бялика и Черниховского, делились на множество партий и групп, шили форменную одежду и флаги… Всех охватывало воодушевление при любом проявлении национальных чувств. Это было очень похоже на то, что сегодня мы наблюдаем у палестинцев, только без кровопролития. У евреев же нынче и не встретишь такого подъема национальных чувств.

Разумеется, мы знали, как тяжело в Эрец-Исраэль, – знали, что там очень жарко, знали про пустыни и болота, знали про безработицу. Знали про бедные арабские деревни, но на большой карте, висевшей в классе, мы видели, что их немного, и мы были уверены, что хватит места для нескольких миллионов евреев. Мы считали, что арабов просто науськивают против нас, как и простой народ в Польше, и разве мы не сможем убедить их, что только благо принесет им наше присутствие, – благо в области экономики, культуры, здравоохранения… Мы думали, что еще немного, еще несколько лет – и евреи станут большинством в Эрец-Исраэль, и уж тогда мы немедленно покажем миру, как образцово ведем себя по отношению к нашему меньшинству – к арабам. Мы, которые всегда были угнетаемым меньшинством, уж конечно, будем относиться к арабскому меньшинству честно и справедливо, со всей щедростью поделимся с ними всем, будем вместе управлять страной, они станут нашими партнерами. И мы ни в коем случае не превратим их в кошку.

Красивый сон снился нам…

* * *

– Директор нашей гимназии, привлекательный и обаятельный мужчина, был замечательным воспитателем, обладающим острым умом и сердцем поэта. Звали его Иссахар Рейс, прибыл он к нам из Галиции и очень быстро сделался кумиром. Все девочки были в него тайно влюблены, в том числе и моя сестра Хая, выделявшаяся в гимназии лидерскими качествам. И Фаня, твоя мама, тоже была влюблена. На нее доктор Рейс оказывал едва ли не мистическое влияние. Осторожно, но настойчиво он подталкивал ее к занятиям литературой и искусством. Был он человеком душевным, способным к сопереживанию и очень красивым, немного походил на киноактера Валентино. Он почти никогда не сердился, а если такое все же случалось, то затем приглашал к себе ученика и просил прощения за то, что не сдержался.

Он покорил весь наш город. Думаю, что матери видели его в своих снах по ночам, а дочки таяли при встрече с ним днем. Мальчики же старались подражать ему. Говорить, как он. Покашливать, как он. Останавливаться посреди фразы, как он. Подходить к окну и стоять несколько минут, погрузившись в раздумье. Он мог бы весьма преуспеть в качестве соблазнителя женщин. Однако – нет; насколько я знаю, он был женат, не очень счастливо, на женщине, которая и мизинца его не стоила, но вел себя как образцовый семьянин. Он мог бы преуспеть также и в роли лидера: было в нем нечто такое, что люди готовы были идти за ним в огонь и воду, готовы были на все, чтобы вызвать у него улыбку, услышать от него похвалу. Его идеи захватывали всех. Его чувство юмора заражало всех. Он верил, что только в Эрец-Исраэль евреи излечатся от своих душевных проблем и смогут доказать и самим себе, и всему миру, что есть в них и хорошие черты.

Кроме него, были у нас и другие замечательные учителя. Менахем Гелертер преподавал Танах так, словно он сам лично находился в Аялонской долине, или в городе Анатот, или в храме филистимлян в Газе. Он также преподавал ивритскую литературу и литературу всемирную. И я помню, как однажды в классе он показал нам, сравнивая строфу со строфой, что Бялик ни в чем не уступает Мицкевичу. Менахем Гелертер каждую неделю уводил нас в путешествие по Эрец-Исраэль: один раз – в Галилею, другой – в поселения Иудеи, потом – в долину Иерихо, затем – по улицам Тель-Авива. Он приносил карты и фотографии, вырезки из газет, отрывки из стихов и прозы, знакомил нас с биографиями, с историей и археологией. После всего этого ощущалась такая приятная усталость, словно ты и в самом деле побывала там – не только мысленно, но взаправду. Собственными ногами шла под палящим солнцем, в пыли, между цитрусовых деревьев, мимо шалаша сторожа, стерегущего виноградник, вдоль живой изгороди из кактусов, среди палаток поселенцев в долинах.