Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3

Ничего особенного в этой песне не было, но она как нельзя лучше отвечала случаю, а потому показалась принцу весьма трогательной. Почерк Ооикими уже теперь позволял надеяться на многое, хотя она еще не умела соединять знаки между собой.

– Напишите и вы что-нибудь, – сказал принц, обращаясь к младшей дочери. Рядом со старшей сестрой Нака-но кими казалась совсем ребенком, да и писала она гораздо медленнее:

«Сам ослепнув от слез,
Ты укрыл нас крылом надежным.
Без тебя никогда
Не увидали бы света
Беспомощные птенцы».

На девочках были мятые, поношенные платья, в доме почти не осталось прислужниц, способных о них заботиться, давно уже ничто не скрашивало их унылого существования, и все же обе они были прелестны, и мог ли отец оставаться равнодушным, на них глядя?

Принц держал в руке сутру и то читал ее, то подпевал дочерям. Старшая играла на бива, младшая – на кото «со». Разумеется, девочки были еще слишком малы, но занимались так усердно, что сумели достичь значительных успехов.

Рано потеряв и отца и мать, не имея надежных покровителей, принц не смог далеко продвинуться по стезе наук. А о житейских познаниях и говорить нечего – откуда ему было их черпать? Принц был очень красив. Черты его, чрезвычайно правильные и тонкие, отличались благородством, редким даже среди людей самого высокого происхождения, при этом он был нежен и кроток, как женщина, и, как знать, не потому ли постепенно исчезли неведомо куда, казалось бы, неисчерпаемые сокровища, доставшиеся ему от далеких предков, обширные владения, некогда принадлежавшие деду-министру? Сохранилась только многочисленная, превосходной работы домашняя утварь. Но, увы, судьба принца ни в ком не возбуждала ни участия, ни любопытства, никто не наведывался к нему. Часто, желая рассеяться, он приглашал лучших наставников Музыкальной палаты и, много времени отдавая музыке, преуспел в этой области немало.

Принц приходился младшим братом покойному министру Гэндзи, прежде его называли Восьмым принцем. Еще в ту пору, когда государь Рэйдзэй занимал Весенние покои, Государыня из дворца Судзаку[144] замыслила, все перевернув на свой лад, возвысить Восьмого принца. Вовлеченный в ее козни, принц, как это ни прискорбно, отдалился от Гэндзи, а поскольку в конце концов именно потомки последнего завладели миром, оказался лишенным всякой возможности выдвинуться. К тому же, как нам уже известно, он возымел склонность к отшельничеству и сам старался держаться подальше от мирских соблазнов.

Случилось так, что дом, в котором он жил, сгорел, после чего положение принца, и без того тяжелое, стало просто отчаянным. Не найдя ни одного подходящего дома в столице, он решился переехать в местечко под названием Удзи, где находилась принадлежащая ему прекрасная усадьба. При всей отрешенности своей от мира мог ли он не печалиться, расставаясь со столицей?

Неподалеку от его горной обители протекала река с установленными вдоль берега настилами для ловли ледяной рыбы, поэтому в доме постоянно слышался плеск воды. Так, желанного покоя он не обрел и здесь, но что было делать? Принц предавался размышлениям, любуясь весенними цветами, осенними листьями, быстрой рекой, и мысли его снова и снова устремлялись к прошлому. О, когда б любимая супруга могла разделить с ним это горестное уединение!

«И дом, и жена
Дымом став, растаяли в небе.
Отчего же и я
Не исчез вместе с ними, а здесь,
В этом мире унылом остался?»

Он так тосковал по ней, что жизнь представлялась ему совершенно бессмысленной.

В этом доме, отделенном от остального мира грядою гор, тем более никто не навещал его. Лишь низкие простолюдины и грубые дровосеки порой заходили, предлагая свои услуги. Над горными вершинами никогда не «светлел рассветный туман» (387), и дни текли нескончаемой, безрадостной чередой.

В те годы в горах Удзи жил некий монах, Адзари, известный своей святостью. Достигнув великой мудрости, он пользовался большим влиянием в мире, но даже ради участия в самых торжественных церемониях не нарушал своего горного уединения. Весть о том, что поблизости поселился принц, который, живя одиноко и замкнуто, отдает дни занятиям весьма достойным и даже пытается самостоятельно постичь тайны священных текстов, возбудила в сердце Адзари живейшее участие, и он стал время от времени навещать принца. С его помощью тому удалось глубже проникнуть в смысл давно знакомых истин, лучше понять тщету и ненадежность мирских устремлений.

– Иногда мне кажется, – признавался принц, – что душа моя уже пребывает в лотосе, растущем в незамутненном пруду[145] (388). Право же, когда б не тревога за судьбу малолетних дочерей, я бы не медлил…