Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

И министр Двора поспешил отправить в дом на Третьей линии своих сыновей и тех придворных, которые пользовались его особым доверием.

– Распорядитесь, чтобы подали плодов, вина, как положено, – сказал он. – Я бы и сам поехал, но, по-моему, лишний шум ни к чему.

Тут принесли письмо от госпожи Оомия.

«Министр с Шестой линии почтил меня своим посещением, но в доме пустынно и уныло. Это производит неприятное впечатление, и я в растерянности. Не согласитесь ли Вы приехать, как бы случайно, словно я и не посылала за Вами? Тем более что господин министр, кажется, имеет желание поговорить с Вами лично».

«О чем же он хочет говорить? Может быть, Тюдзё опять жаловался на меня? – задумался министр Двора. – Старая госпожа, чувствуя приближение конца, постоянно просит за него. Если Великий министр решил замолвить словечко за сына в надежде добиться моего согласия, мне вряд ли удастся отказать ему. Досадно только, что сам Тюдзё не проявляет никакой заинтересованности. Пожалуй, будет лучше, если я при первой же возможности сделаю вид, что поддался на уговоры и готов разрешить их союз».

Представив себе, с каким единодушием старая госпожа и Великий министр станут уговаривать его, министр Двора принужден был признать, что дальнейшее сопротивление неразумно, но, как был он человеком недобрым и упрямым, мириться с поражением ему не хотелось: «Почему я должен уступать?» Однако, понимая, что, отказавшись приехать, он выказал бы неуважение как госпоже Оомия, которая весьма рассчитывала на него, так и Великому министру, явно желавшему с ним встречи, министр Двора, решив: «Поеду, а там видно будет», принарядился и, взяв с собой сравнительно небольшое число приближенных, отправился на Третью линию.

Его сопровождали сыновья – внушительная и надежная защита! Сам министр Двора был высок ростом и статен, его величавая фигура, горделивая осанка как нельзя лучше отвечали высокому званию. Облаченный в бледно-лиловые шаровары и нижнее платье цвета «вишня» с длинным шлейфом, он выступал неторопливо и важно, в полном блеске своей мужественной красоты.

Министр с Шестой линии был в носи из тонкой китайской парчи цвета «вишня», надетом поверх нескольких нижних одеяний модной окраски. Он был истинно прекрасен, и не только затмить, но даже сравняться с ним не было никакой возможности. От него словно исходило чудесное сияние, и пышно разодетый министр Двора рядом с ним казался невзрачным.

Министра Двора окружали многочисленные сыновья – один миловиднее другого. Приехали с ним и братья, достигшие к тому времени высоких званий. Один из них был дайнагоном, другой исполнял обязанности дайбу в Весенних покоях Дворца. Не будучи нарочно приглашенными, в дом на Третьей линии приехали и другие влиятельные и знатные придворные, числом около десяти. Среди них – Куродо-но то, Куродо Пятого ранга, Тюдзё, Сёсё и прочие достойные мужи. Словом, свита у министра Двора получилась весьма внушительная, тем более что было в ней немало придворных и других, более низких званий.

Чаша с вином не раз проходила по кругу, гости захмелели. Разговор же зашел о том, сколь редкостно счастливая судьба выпала на долю госпожи Оомия.

Давно не виделись министры, и эта встреча напомнила им о прошлом. Когда находились они далеко друг от друга, пустяка довольно было, чтобы пробудить в них дух соперничества, но стоило им увидеться, и души обоих исполнились умиления: они предались воспоминаниям и совсем, как в былые дни, ничего не тая друг от друга, до темноты беседовали о прошлом и настоящем, обо всем, что произошло за эти долгие годы. Министр Двора потчевал гостя вином и угощался сам.

– Я понимаю, как это дурно, что я не приехал сразу же. Но, увы, я не смел, не получив от вас приглашения… Упусти я и эту возможность встретиться с вами, вы вряд ли простили бы мне… – говорит он.

– О, скорее я виноват перед вами. Хотя, признаюсь, основания чувствовать себя обиженным были и у меня, – многозначительно отвечает Гэндзи.

«Да, я был прав». – И министр Двора, смутившись, почтительно склоняет голову перед гостем.

– В былые дни мы не имели тайн друг от друга, – продолжает тот, – Ни в государственных делах, ни в личных, ни в великом, ни в малом. Постоянно поддерживая друг друга советами, стремились стать опорой Престолу, словно два крыла одной птицы. Но когда достигли преклонных лет, оказалось, что не все складывается так, как нам мечталось когда-то.

Впрочем, это касается лишь частной жизни. Когда годы уходят один за другим и приближается старость, в сердце возникает безотчетная тоска по прошлому. К сожалению, встречаемся мы с каждым годом все реже… О, я понимаю, что при вашем положении в мире… И все же иногда становится обидно: право, ради дружественной близости можно пренебречь церемониями.