Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

– Так, помнится, когда-то я позволял себе держаться с вами весьма непринужденно, возможно, даже злоупотреблял вашим вниманием, забывая о приличиях. Я не имел от вас тайн и доверял вам во всем. Когда же стали мы служить Государю, то именно благодаря вашей милостивой поддержке я, ничтожный, сумел достичь столь высокого положения, хотя, разумеется, и не мечтал стать тем вторым крылом, о котором вы изволили говорить. Могу ли я не испытывать признательности? Но, увы, чем старше становлюсь, тем чаще пренебрегаю своими обязанностями по отношению к вам, как вы только что изволили заметить, – оправдывается министр Двора.

И тут Гэндзи обиняком заводит речь о девушке из Западного флигеля.

– Право же, мне не приходилось слышать ничего более трогательного… – плача, говорит министр Двора. – Все это время, не ведая о том, что с нею сталось, я неустанно искал ее. Вы, должно быть, помните, как, не в силах сдерживать печаль, я изливал ее перед вами. Достигнув же более значительного положения, я собрал в своем доме множество ничтожных особ, полагая, что неразумно, да и стыдно оставлять их скитаться по миру. С жалостью глядя на них, я непременно думаю и о той, что была, как я полагал, мною утрачена навсегда.

Тут министрам вспоминается невольно та дождливая ночь, когда, откровенничая, они сравнивали между собой разных женщин. Окончательно растрогавшись, оба плачут и смеются одновременно.

Но вот темнеет, пора уезжать.

– Стоило встретиться, и сразу вспомнились дела тех давних дней, – говорит Великий министр. – Увы, тоска по прошлому неизбывна. Как жаль, что приходится расставаться!

Тут самообладание изменяет ему, и он плачет. Впрочем, может быть, виною тому хмель?.. А о госпоже Оомия и говорить нечего: глядя на Гэндзи, ставшего за эти годы еще прекраснее и величественнее, она вспоминает свою ушедшую дочь, тяжкие вздохи теснят ее грудь, а по щекам текут слезы. Видно, не зря считают, что рукава монашеского платья промокают быстрее других.

Как ни благоприятствовали тому обстоятельства, Великий министр не стал говорить о Тюдзё. Ему показалось неучтивым заводить разговор о деле, в котором министр Двора, по его мнению, проявил некоторое недомыслие.

Тот же не решился заговорить первым; так и осталась меж ними недоговоренность.

– Мне следовало бы проводить вас, но я боюсь обеспокоить ваших домочадцев своим внезапным появлением, – говорит министр Двора. – Как-нибудь я нарочно приеду к вам, чтобы отблагодарить за честь, которую вы изволили оказать нам своим сегодняшним посещением.

Напоследок Гэндзи берет с него обещание:

– Я рад, что состояние больной оказалось лучше, чем предполагалось, так что прошу вас непременно пожаловать ко мне точно в назначенный день.

Наконец оба министра удаляются, окруженные пышными свитами. Сыновья министра Двора и приближенные его терялись в догадках:

– О чем же они говорили? Они давно не виделись и, кажется, остались вполне довольны друг другом…

– Возможно, речь снова шла о передаче каких-то дел?

Столь превратно толкуя увиденное, они и представить себе не могли истинной причины этой встречи.

Неожиданная новость озадачила и взволновала министра Двора. Должен ли он немедленно перевезти девушку к себе, открыто признав своей дочерью? Трудно было поверить, чтобы Великий министр взялся опекать ее, руководствуясь исключительно бескорыстными соображениями и не имея никаких тайных намерений. Скорее всего и признание его было обусловлено тем, что, попав в затруднительное положение, он боялся стать предметом пересудов. Очевидно, не желая навлекать на себя гнев живущих в его доме особ, он не решался вводить девушку в их круг и не знал, как с ней поступить. Все это, конечно, досадно, но вряд ли подобные обстоятельства способны умалить достоинства девушки. Да и посмеет ли кто-нибудь пренебречь его дочерью лишь потому, что она какое-то время жила в доме Гэндзи? Вот только что скажет нёго Кокидэн, если Великий министр в самом деле пожелает отправить свою воспитанницу на службу во Дворец? Но можно ли противиться его воле?

Разговор этот состоялся в Первый день Второй Луны.

Шестнадцатый день, на который приходился в том году праздник Другого берега, был сочтен наиболее благоприятным для проведения церемонии Надевания мо. Предсказатели заявили, что в ближайшее время лучшего дня ожидать нечего, а как состояние старой госпожи не ухудшалось, в доме на Шестой линии поспешно приступили к приготовлениям. Зайдя по обыкновению своему в Западный флигель, Великий министр подробно рассказал девушке о разговоре с ее отцом и посоветовал, как лучше вести себя во время церемонии.

«Родной отец и тот не мог быть заботливее», – подумала она, однако весть о предстоящей встрече с министром Двора обрадовала ее чрезвычайно. Затем Гэндзи втайне сообщил обо всем Тюдзё.