— Я вспоминаю, — сказал он, — как давным-давно отец её, советник сайсё, завещал мне: «Если в будущем ты женишься на блистательной женщине, то и тогда не забывай мою дочь. Меня неотступно мучит мысль, что моя дочь окажется в безнадёжном положении, будет пребывать в унынии и скуке, что дом её будет разорён. Красивых женщин много, но у моей дочери такой добрый нрав, цени же её». Мне хочется послать ей какой-нибудь подарок.
— Как, должно быть, помогал вам такой добрый человек, — промолвил Накатада.
В доме были китайские сундуки, наполненные добром, присланным из провинции Овари, и Накатада предложил: «Нужно послать их госпоже». В одном сундуке было двадцать штук гладкого шёлка, десять штук узорчатого шёлка; второй же не был наполнен доверху, и жена Канэмаса велела положить в него однослойное платье из лощёного узорчатого шёлка, красную шёлковую накидку с прорезами, штаны, трёхслойное платье с узорами горных роз и шлейф, туда же положили много разноцветного шёлка.
Канэмаса написал письмо:
«Как много времени прошло с нашей встречи! Так получилось, что долго не писал тебе. У тебя были причины исчезнуть, не сказав никому — куда, но я очень тревожился. Мне рассказал Накатада о встрече с тобой, и я был несказанно рад известию о нашем сыне. Ты решила больше не показывать мне ребёнка и ничего о нём не сообщать, это меня очень терзало. ‹…› Теперь вы можете переехать в удобный дом и жить в нём спокойно. Я скоро приеду за вами. Любовь к дорогому сыну…
Высокий забор
Наши дома разделил.
Уходят года,
Но не в силах забыть я
Яркий гвоздики цветок.[331]
Ты, может быть, мне не веришь. Сундуки посылают тебе Накатада и его мать, я и не знаю, что в них».
Рано утром Канэмаса послал письмо и подарки с помощником правителя провинции Ямато, который в своё время был в хороших отношениях с госпожой Сайсё. Слуги госпожи, увидев его в воротах дома, пришли в изумление.
Госпожа послала свой ответ на письмо:
«Вновь и вновь читаю Ваше письмо. Я понимаю, что Вы беспокоились, не видя так долго нашего сына.
Как забыть я могу
Гвоздики цветок?
На постель,
Где вместе мы спали,
Ложится роса.[332]
При любых обстоятельствах, пожалуйста, приезжайте, чтобы увидеть сына, о котором Вы волнуетесь. ‹…›» Канэмаса показал письмо матери Накатада.
— Взгляни-ка. Её почерк замечательнее, чем почерк самой близкой из моих жён.[333] Так прекрасно написано, что залюбуешься.
— Действительно, написано прекрасно, — согласилась она. — У меня нет сестёр, с которыми я могла бы дружить, и я чувствую себя одиноко. Думаю, что у госпожи Сайсё добрый характер. Если бы мы с ней подружились, она бы и к Накатада относилась, как к младшему брату. Наш сын поражает зрелостью своих суждений, но он всегда советуется со мной даже по пустякам, и я часто думаю, что когда умру, ему будет одиноко. Как мне его жалко!
— Лучше о таких мрачных вещах не думать, — остановил её муж. — Но из всех моих жён Накатада сможет рассчитывать именно на неё. Жаль, что Третья принцесса, будучи столь высокого происхождения, так высокомерна. Она поселилась в моём доме, но…
Госпожу Сайсё собирались поселить в восточном флигеле, куда Накатада часто перебирался, когда постился. Помещение было надлежащим образом перестроено, там расставили ширмы и разложили утварь. Наконец Канэмаса назначил день переезда в столицу.
Накануне этого дня Накатада прибыл в далёкую усадьбу. Сад в усадьбе был разбит красиво, но так зарос сорной травой, что походил на лесную чащу. Флигеля и коридоры покосились и производили мрачное впечатление. Не слышалось никаких голосов. Решётки были открыты с восточной стороны, всего на два ма. В юго-западной части бумага перегородок была разорвана. Накатада поднялся на веранду с южной стороны и обнаружил, что занавесь у раскрытых боковых дверей поднята. В доме за какой-то работой сидели люди. У столба в главном помещении расположилась госпожа Сайсё. Она была одета в пурпурное однослойное платье и нижнее платье на вате из синего узорчатого шёлка. Её блестевшие волосы казались скрученными шёлковыми нитями и красиво падали ей на лоб. Госпожа была изящна, очаровательна и очень похожа на мать Накатада. На сыне её была только вышитая накидка из лощёного узорчатого шёлка, и видны были его голые ноги. Он сидел перед матерью и держал маленькую лютню, сделанную необычайно искусно. Госпожа расчёсывала ребёнку волосы и любовалась ими. Жесты её были грациозны. Мальчик очень красиво, с большим искусством играл какую-то пьесу.
— Хоть ты и мал ещё, но тебе уже нельзя играть на такой маленькой лютне, — заметила госпожа.
— Тогда я сяду к тебе на колени. Иначе я упаду. И сев к матери на колени, он заиграл на большой лютне, играл мальчик очаровательно.