Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

В день соревнований по стрельбе из малого лука[337] Накатада привёз своих детей[338] в усадьбу на Третий проспект. Присутствовали и сын Насицубо, и сын госпожи Сайсё. Оба были одеты очень нарядно. Все спрашивали друг друга, показывая на сына госпожи Сайсё: «Какой красавец! Кто это?» «У министра мало детей, ему скучно, и поэтому он взял этого мальчика на воспитание», — предположил кто-то. «Разве это не сын министра? Видно, что он очень умён. Сын Насицубо очень изящен и одарён, но и этот очарователен», — говорили другие.

Его подзывали к себе, и он без боязни шёл ко всем. Волосы у него были очень длинные и красивые.

Накатада сказал Первой принцессе:

— Если ты хочешь поехать с нами, надень, пожалуйста, шаровары.

— И Насицубо, и её сын одеты, как я, — ответила она и шаровары не надела.[339]

Не знавшие истинного положения вещей говорили о сыне госпожи Сайсё: «Это сын Канэмаса от той же жены, что и Накатада».

Один из принцев прекрасно играл на органчике, другой — на флейте.[340] «А на чём ты умеешь играть?» — спрашивали у сына Сайсё. «Я могу играть на лютне». — «Как это замечательно!» — воскликнули все вокруг.

Канэмаса велел своим подчинённым — старшему сыну старшего советника министра и младшему военачальнику Личной императорской охраны, имевшему четвёртый ранг и бывшему младшим братом советника сайсё, — попросить лютню у Третьей принцессы и сказал сыну поиграть на ней.

— Если меня кто-нибудь не возьмёт на руки, я не смогу играть, — ответил тот.

Кто-то из присутствующих подозвал его к себе и взял на руки. Мальчик начал играть, и игра его была изумительна. Потом он играл с другими детьми, в ансамбле с органчиком и флейтой. «Небывалое, удивительное исполнение! — восторгались присутствующие. — Его надо показать государю и отрёкшимся императорам. В этой семье опять появился замечательный музыкальный талант, как у Накатада».

Музыка навевала на собравшихся печаль. Министр с восхищением смотрел на сына. «Он будет, по-видимому, превосходным музыкантом, — думал он. — У Накатада детей мало. Было бы хорошо, если бы они в будущем поддерживали друг друга».

Он прошёл в задние покои и сказал жене:

— Все восторгаются сыном госпожи Сайсё. Удивительно, как этот ребёнок льнёт к Накатада. Кажется, он любит и сына Насицубо. Меня же он дичится. Когда дети расположены ко всем без исключения, это очень мило.

— Ты совершенно прав. Но дети тянутся к тем, кто их любит. Однажды я наблюдала такую сцену. Ты сидел на веранде и взял внука на руки. Тогда все стали просить: «И меня, и меня!» — и ты брал их на руки. Сын госпожи Сайсё это видел и ждал, что ты возьмёшь и его, но ты этого не замечал, и он очень опечалился. Он стоял в стороне, прислонившись к перилам, и о чём-то думал. Почему ты никогда не приласкаешь его? Ты ко всему равнодушен, и сколько времени ни проходит, чуткости у тебя не прибавляется. Мне стало больно, когда я смотрела на него, мальчик показался мне таким несчастным, что я чуть было не заплакала. Накатада одинаково добр ко всем — и к принцам, и к другим детям. Если тётка госпожи увидит, как ты равнодушен к сыну, она будет очень опечалена. Когда бы ты жил долго, не навлекая на себя ничьей злобы и ко всем проявляя сочувствие, я была бы спокойна и после своей смерти не только за тебя, но и за Накатада ‹…›.

Дама Дзидзю, прислуживающая матери Накатада, и дама Сёсё, прислуживающая госпоже Сайсё, были сёстры. Они обо всём рассказывали друг другу, так что госпожа Сайсё и её тётка узнали об этом разговоре и остались им очень довольны.

«У Накатада прекрасная душа, и собой он очень хорош. Это всё оттого, что у его матери доброе сердце. А вот Канэмаса — человек неглубокий. Если ему не сказать, он сам не поймёт, что у другого на сердце. Неудивительно, что молодой господин тянется только к Накатада», — говорили они между собой.

* * *

Жена Канэмаса, которая раньше была императорской наложницей и жила в Павильоне сливы, Умэцубо, очень негодовала, что он её оставил. Она послала ему горную лилию и веер из пахучего дерева, а на бледно-жёлтой бумаге написала:

«На горном склоне

Две лилии белых

Рядом росли.

Так почему же одной

Ты предпочтение отдал?[341]

О многом я размышляю…» Канэмаса ответил:

«Я жил далеко,

Но мысли мои

Всегда стремились к тебе.

Ты же напрасно

Меня равнодушным считала.

Я старею, и глаза мои застилает туман. Разве ты не живёшь поблизости, как жила раньше?»

Вскоре он поехал за ней и поселил её во втором восточном флигеле, в коридоре с северной стороны.

* * *

Прислужницы матери Накатада услышали, как судачат служанки Третьей принцессы: «В нашем мире нельзя быть спокойным. В былые времена мы и не думали, что госпоже придётся влачить такое существование, как сейчас. Её жизнь совсем не соответствует её положению», — и рассказали о том матери Накатада. «Ах, что вы говорите! Вам это слышалось во сне. Всё досужие разговоры низких людей!» — пристыдила своих прислужниц госпожа.