Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

— Тот, кто просил,

Чтобы тебя

Не забыл я,

Смотрит с небес,

В сердце своём веселясь.

Санэтада ответил:

— С высоких небес

Смотрит отец

На меня,

Позабывшего

Долг свой сыновний.

Санэмаса продолжил:

— На братьев любящих,

Из горной глуши

Тебя приведших домой,

С улыбкой взирает

Отец наш с небес.

Санэёри сложил:

— При виде того,

Как вместе собравшись,

Дружно сидят сыновья,

Глохнет тревога

На сердце отца.

Тададзуми произнёс:

— Не только отец,

Но любой,

Вспомнив, как долго

Эти несчастные жили в разлуке,

Горько заплачет.

Сукэдзуми добавил:

— Отправившись в горы,

Как-то увидел,

Как сидишь ты один,

Всем сердцем уйдя

В горчайшие думы.

‹…›

Вино подносили вновь и вновь. Господа долго беседовали, и Масаёри попросил Санэёри передать госпоже: «Я поздравляю вас с тем, что дело обернулось таким поистине радостным образом. Отныне удерживайте вашего мужа, чтобы он не блуждал далеко от вас, но оставался рядом».

Госпожа написала на чаше и преподнесла вместе с бутылочкой вина:

«Не научившись летать,

Птенец упорхнул

Из гнезда родного.

И где его дом,

Ныне не знает.[255]

Масаёри, прочитав, написал в свою очередь: «Именно так и было. Но при всём том

Вместе с другими

Носился птенец далеко,

Но вернувшись

В родное гнездо,

Больше его не покинет», —

и послал госпоже.

Санэтада при этом подумал: «О чём они пишут друг другу? Как это неприятно!»

Поскольку семья пребывала в трауре, гостям не преподнесли подарков, не дали и сопровождающим шёлка. На прощание Масаёри сказал:

— Так и живите вместе, а я — поскольку дом ваш очень близко — буду наведываться к вам.

* * *

Прошло десять дней. Санэмаса стал ночевать дома, но дни по-прежнему проводил с братом. Санэтада же не мог успокоиться: «Что подумает Фудзицубо, узнав, что я веду такой образ жизни, который мне к тому же не по душе?» Он хотел затвориться в своих покоях, но днём в усадьбе было много народу, чиновники, бывшие на службе у покойного министра, являлись представиться Санэтада. Правители провинций привозили рис и фрукты. Усадьба казалась процветающей.

Санэтада написал Фудзицубо:

«После того, как послал Вам письмо, я сразу же отправился далеко в горы. Но Вы мне не велели жить в Оно и наказали время от времени приезжать в столицу, поэтому недавно я посетил дом на Третьем проспекте и в силу непредвиденных обстоятельств остался здесь до сего дня. Вы, должно быть, об этом знаете.

Все рады, что снова

Я в доме родном поселился.

Но каждый день

В тоске по тебе

Исхожу я слезами.

Скоро Вы, наверное, возвратитесь во дворец. Вы обещали мне, что иногда я смогу посещать Вас, поэтому сейчас, находясь от Вас так близко, я думаю „Не представится ли мне ещё раз благоприятный случай, как несколько дней тому назад?" Ведь после Вашего возвращения во дворец когда ещё появится такая возможность?»

Фудзицубо написала ему в ответ:

«Я узнала, что последнее время Вы живёте поблизости, и надеюсь, что жизнь Ваша изменилась к лучшему. Как я Вам говорила, мы можем иногда видеться, и если Вы будете оставаться недалеко от меня, то вполне вероятно, случай и представится. Я пока что не тороплюсь отправиться во дворец.

Знаю, что ты возвратился

В родительский дом,

И рада, что помнишь

Об обещанье,

Мне данном».

* * *

«Так жить совсем неплохо. Это лучше, чем томиться скукой в горах и не видеть никого, кроме грубых мужланов», — решил Санэтада, о котором все пеклись как могли. Но его беспокоили возможные пересуды, и с госпожой он не общался. Гардеробной в их доме не было, их покои разделяла только дверь в середине дома: в восточной части жила госпожа, а он — в западной. Они жили, не видя друг друга. Служанок к себе он не подпускал, а всю работу для него выполняли мужчины, которые давно были у него на службе. Время от времени он звал к себе Содэмия и разговаривал с нею.

— Как ты жила все эти долгие годы? Господин, который был тогда со мной в горах, недавно приходил сюда. В ту пору он был вторым военачальником Личной императорской охраны. У него замечательный талант ко всему, но особенную славу он снискал своей игрой на кото. Мы тогда захотели полюбоваться клёнами, и он услышал, как играла на кото ты. Он сказал мне: «Это будет знаменитый музыкант!» С тех пор ты стала играть ещё лучше.