Накатада хотел опустить девочку на пол, но она цеплялась за него, плакала, и он, сев за занавесками, стал утешать её. Он показывал ей на лодки, плывшие по реке на вёслах, тут Инумия наконец улыбнулась и некоторое время смотрела на эту картину. Дед пришёл к ним, неся в руках красивые вещицы.
Рыбы в реке было очень много, на берегу росли великолепные тенистые деревья, цветы и клёны, а поодаль стояло два «железных» дерева,[233] в ветвях которых летало множество блестящих жучков. Токикагэ, Мацуката, Тикамаса, которые недавно получили придворный ранг и назначение в Личную императорскую охрану, разбили шатры в тени сакаки.[234] Слуги принесли много рыбы, завёрнутой в рогожу.
Канэмаса сказал, что сейчас самое подходящее время для ловли форели, и велел зажечь огни в железных корзинах. Зрелище было захватывающее. ‹…› Велев завернуть рыбу в рогожу, Канэмаса послал её Насицубо, Третьей принцессе и дочери покойного главы Палаты обрядов. Насицубо он своей рукой написал записку:
«Жена Накатада нездорова, и я решил пригласить её в Кацура, чтобы она подышала прохладой. Тебе ничего об этом не говорил, извини. То, что посылаю, отдай кормилице».
Дочери главы Палаты обрядов он написал:
«Как ты себя чувствовала всё это время? Хоть ты живёшь и недалеко, но долго тебе не писал и сегодня забеспокоился. Давненько мы не виделись. Рыбу эту своими руками поймала госпожа с Третьего проспекта. Это не такое уж лакомство, но не отдавай её никому, а ешь сама.
В Небесной реке
Хотел для тебя
Рыбу поймать
И на луне для удилища
Багряника ветку ломал.[235]
Сегодня…»
— Посмотри, что я написал. — С этими словами он протянул письмо жене.
— Очень хорошо получилось, — похвалила та и вернула письмо.
Канэмаса свернул его и послал дочери главы Палаты обрядов.
День прошёл в разнообразных развлечениях. Вечером начали сочинять стихи. Наполнив чашу вином, Канэмаса передал её принцу Тадаясу и произнёс:
— Пусть долго струятся
Чистые воды реки!
Пусть столько же времени
На её берегах
Гости со мной пребывают![236]
Тадаясу, приняв чашу, произнёс:
— На короткое время
Приехав сюда,
Разве мы можем заметить,
Как всё чище становятся
Кацура воды?[237] —
и протянул чашу Накатада. Тот сложил так:
— Чисты или мутны
Воды реки,
Наши сердца
Пусть останутся долго
Такими, как были сегодня, —
и передал чашу жене. Она сложила:
— Три тысячи лет
Чистые воды струятся.
Означились мели на месте пучин.
Так как же можно ручаться
За чувства людей?[238]
Принц Тадаясу продолжил так:
— Даже за сердце своё
Никто ручаться
Не может.
Так что ж говорить
О чувствах другого!
Восьмой принц прочитал:
— У того, кто крепкой
Клятвой поклялся,
Никогда не изменится сердце —
И сравнится
С вечным теченьем реки.
— Ты сочинил прекрасное стихотворение, — похвалил его Накатада. — Не то, что другие. Даже неприятно.
Все засмеялись.
Тем временем пришло письмо, написанное на бумаге красного цвета и прикреплённое к гвоздике. Его принял Тадаясу и спросил посыльного:
— От кого оно?
— Это госпожа Фудзицубо написала госпоже, — был ответ. На обёртке было написано одно слово: «Принцессе», — и Тадаясу, воскликнув: «Разве я не принц?»[239] — вскрыл послание:
«Я узнала, что в последнее время ты была нездорова, и мне хотелось как-нибудь навестить тебя, но я и сама ещё не поправилась, и пока собиралась отправиться к тебе, ты уехала так далеко, в путешествие по семи отмелям.[240]
Вспомнила я
О стремнинах,
Где раньше так часто
Мы вместе
Обряд совершали!
Трудно это забыть», — а на краешке было приписано: «Пожалуйста, извини за скромный подарок — для моего маленького сыночка впервые готовили еду, и старший сын захотел послать эти лакомства Инумия».
Принц Тадаясу передал подарки Первой принцессе. Когда развернули подарки, оказалось, что там кроме лакомств было множество очень красивых вещей. Господа принялись есть и разглядывать подарки.
— Не мне ли велят написать ответ? — спросил Тадаясу. — Что ж, я напишу.
Ему никто не возразил, и он повторил:
— Так, значит, я напишу.
— Ах, нет, — испугалась принцесса. — Ведь посыльный увидит, что писал ты, а не я. Передай мне письмо.
Но он пропустил её слова мимо ушей и говорил:
— Принцессе писать трудно…
Накатада находил всё это очень забавным и улыбался.
— Буду писать от твоего имени, как пишут указы государя. Смотри! — сказал Тадаясу.