Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Впрочем, слухи так и остались слухами. Старик плюнул на всё. Это, когда наконец поверили, успокоило, новые лидеры начали искать контакт с генералитетом, нашли общий язык, и 17 декабря 1989 года тов. Живков мирно ушел с поста главы государства. А его место занял всё тот же Петр Младенов, крупный демократ, почти двадцать лет боровшийся с «живковщиной» на посту министра иностранных дел, в условиях, как сам он говорил, «глубокого морального подполья».

Плоть от плоти народа, он так любил народ, что через пару недель, когда пошла новая волна демонстраций, не утерпев, брякнул историческое: «Эх, танки бы вызвать», — и это, случайно попав в эфир, ему позже аукнулось. Впрочем, в реальных кругах всерьез г-на Младенова мало кто воспринимал. Реально рулили еще один «подпольный демократ» — Андрей Луканов, а также спешно выписанная из лондонской ссылки и введенная в ЦК «жертва режима» — Александр Лилов, «выдающийся идеолог», быстренько переименовавший БКП в БСП и вливший партию в Социнтерн. Они-то и принялись перераспределять.

В первую очередь, конечно, власть. Сперва вычистили ряды. За первые пять месяцев — три с половиной тысячи «козлов отпущения», в том числе 13 членов и кандидатов в члены Политбюро и 28 членов ЦК, не в ту степь шумевших на пленуме 10 ноября. Затем пришел черед сделавшего свое дело Младенова. Изящно припомнив брошенную в сердцах фразу про танки, его прогнали год спустя, воткнув в кресло главы государства бывшего «дозволенного диссидента» Желю Желева, смотревшего в рот послу США и счастливого оттого, что такой большой человек запросто болтает с ним о демократии.

Параллельно дербанили и экономику. Беря пример по всем статьям с Георгия Найденова, когда-то разведчика, потом зэка, а теперь банкира и главного по Болгарии дилера «Кока-Колы», не скрывавшего, что «полагается на 45 тысяч бывших сотрудников», которые помнят годы власти «органов». Правда, сунувшись куда-то не туда, а может быть, не так или не с тем поделившись, первый банкир «свободной Болгарии», здоровый как бык, помер от инфаркта...

Уроки, однако, дать успел. Агент Буратино, успевший с ним обстоятельно пообщаться, схему понял, углубил, расширил и за неполные два года сумел разворовать и распродать кому надо всё, что построил Тато, вогнав Болгарию в так называемую Луканову зиму — тяжелейший кризис, когда, говорят, дело доходило до того, что люди крали у друзей еду и мерли на улицах.

ВСЁ КУЛЬТУРНЕНЬКО, ВСЁ ПРИСТОЙНЕНЬКО, И ЗАКУСОЧКА НА БУГОРКЕ...

За всеми этими перипетиями Тато следил уже со стороны, сокрушенно качая головой. Осужденный непонятно за что на семь лет, он жил под домашним арестом. Принимал посетителей — в основном журналистов. Из бывших соратников мало кто навещал — опасались испортить «демократический имидж», и мало кто решался доброе слово сказать (но вот, скажем, г-н Борисов и тогда говорил, и теперь говорит, что такие, как Дед, раз в сто лет рождаются).

В 1996-м, когда выяснилось, что «семерик» отвесили не по делу, приговор отменили, и Тато начал выходить в люди. В многочисленных интервью он от души посмеивался над «наследничками». Охотно давал оценки тем, с кем сводила жизнь: «Сталин — это Сталин, и всё. Не с кем сравнивать», «Хрущев — хитрый дурень, но не враг», «Брежнев — мужчина и друг, каких днем с огнем искать надо». И еще много интересного. Ни о чем не жалел. В ответ на обвинения откровенно троллил: «Ага, а еще при мне хрен не стоял и дети не рождались». Сердился, правда, что демократы, не имея возможности укусить Деда, отыгрываются на внучке Жене, мешая ей учиться. Но Евгения, талантом пошедшая в маму, всё равно пробилась: сейчас она — один из ведущих болгарских модельеров.

Тодор Христов Живков умер в 1998 году и похоронен на Центральном кладбище Софии. В 2001-м односельчане скинулись на симпатичный памятник, а в 2011-м отметили великому земляку столетний юбилей, на который собрался народ со всей Болгарии.

Из его «ближнего круга» многих пытались судить, но всё время что-то не срасталось. Разве что экс-премьера Георгия Атанасова, уцепив за какие-то мелкие траты на банкеты, условно «закрыли» на 10 лет, но потом и этот приговор отменили за недоказанностью. Идеалиста Милко Балева тягали долго, злобно, доведя до четырех инфарктов, но отвязались, и «болгарский Суслов» умер в своей постели, тужа, что «всю жизнь отдал святому делу, а его загубили».