Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

И тут бы, конечно, плюнуть на этих баранов и работать дальше — и пусть нудят хоть до опупения, но Запад продолжал настаивать, а мирный договор был позарез нужен, так что Москва («мы в ответе за тех, кого приручили») продолжала пытаться. В итоге правительству пришлось — очевидный шаг навстречу г-ну Петкову — самораспуститься и начать тему с чистого листа.

С тем же, однако, результатом. Роспуска правительства г-дам Петкову и Лулчеву было мало. Они стояли на том же, что и раньше: роспуск парламента — раз; «технический кабинет», который проведет новые выборы, — два; «красных» прочь из МВД и Минюста — три, а еще полная амнистия всем политзаключенным, — и только тогда были готовы идти навстречу.

И всё бы ладно, но при таких условиях никакого резона идти навстречу не было «красным», и в этом Москва была с ними солидарна, так что позицию тов. Сталина — «Да пусть ваша оппозиция катится к черту! Пусть хоть сдохнет. Николе Петкову не стоит думать, что СССР и Америка ради него начнут войну...» — лично я понимаю и разделяю. Но, правда, на официальном уровне всё было корректно.

«Димитрову. Сообщаю от "большого друга", — информировал тов. Молотов 28 марта. — Ввиду очередного отказа, вопреки решению трех министров, советуем: 1) полностью игнорировать, не вести с ней больше никаких переговоров; 2) предпринять ряд умело организованных мер, чтобы задушить оппозицию; 3) дать Барнсу понять путем прозрачных намеков в печати, что болгары считают его виновником провала решений московского совещания по Болгарии».

Иными словами, терпение лопнуло. При всем демократизме «инстанции», при всем желании ее в тот момент строить послевоенный мир на условиях «доброжелательного паритета и взаимного уважения», соглашаться на условия, выдвигаемые даже не Западом, а какими-то балканскими мегаломанами, закусившими удила вплоть до неподчинения собственным спонсорам, в понимании Кремля было просто невозможно. Оставалось только показать оппозиции, чего она со своими амбициями реально стоит.

Впрочем, слишком спешить не стали. Некоторые блюда, как известно, едят холодными, а дел накопилось по горло. Поэтому истериками в «нехорошей» прессе пока что просто пренебрегли, начав формировать правительство, без которого никак, и управились быстро, премьером снова определив проверенного г-на Георгиева, а всё остальное поделив примерно так, как было раньше.

Ну и развернули законотворчество. Прежде всего, согласились, что нужно созывать Великое Народное собрание, чтобы решить вопрос о новой Конституции, поскольку старая, Тырновская, уже не торт. Затем сделали приятное народу, постановив конфисковывать «собственность, нажитую спекуляцией, включая скупку для перепродажи»; это для Болгарии, где крестьянство традиционно стонало от диктата перекупщиков, само по себе повышало популярность и ОФ, и «красных» настолько, что под сурдинку многое не замечалось.

ВАРИАНТ «Б»

Казалось бы, ничего слишком. 17 февраля легко, без обсуждений, проскочил закон «О защите народной власти» — по сути, калька с отмененного «фашистского» закона «О защите государства». Но ведь в интересах народа! Затем, 19 февраля, на празднике в военном училище Дамян Велчев, проговорив дежурные мантры о «слиянии офицеров царской армии с новыми, народными кадрами», дал слово тов. Димитрову, гражданину уже не СССР, а опять Болгарии и лидеру «красной» фракции, — и тот, взойдя на трибуну, толкнул речь.

«Армия, — заявил человек-легенда, — может стать народной только тогда, когда откажется от старого понимания так называемой чести, от старых национальных идеалов вроде "три сестры под одним кровом". Каждый офицер должен, конечно с товарищеской помощью политруков, воспитать себя в правильном политическом ключе, а кто не пожелает, да будет изгнан, не глядя на ордена за какие-то действительные или мнимые заслуги в прошлом».