Единственное что, в какой-то момент всколыхнулись нацики: генерал Луков объявил
А так дипломатические отношения с СССР остались в полном объеме, по просьбе Кремля именно болгарское, а не шведское, как хотел Берлин, посольство в Москве представляло интересы Германии, торговые договоры действовали, и даже советские фильмы в клубе при посольстве по-прежнему крутили для всех желающих. Правда, «желающих» ведомство Гешева отслеживало, но в этом не было ничего нового, тем более что основную часть «сочувствующих» (включая множество нелегалов) взяли под колпак еще по итогам «Соболевской акции», а теперь «интернировали» в административном порядке, — и в общем, следует признать, не без определенных оснований...
Смущало ли что-то болгарскую общественность и «маленького болгарина» в 1941-м? В целом не очень, и эту позицию наиболее четко выразил демократический журналист и политик Данаил Крапчев в беседе с советским атташе по культуре:
А вот кто сразу заявил о необходимости немедленно начинать
Так что сперва ЦК «Рабочей партии» (легальной, но уже прочно оседланной нелегалами) выступил на эту тему в парламенте и прессе, а 24 июня Загранбюро под руководством тов. Димитрова приняло решение стартовать, и Коминтерн под руководством тов. Димитрова это решение тотчас поддержал, заодно создав Военную комиссию и утвердив программу действий: пропаганда, саботаж, терракты и формирование партизанских отрядов.
Были ли для всей этой роскоши какие-то предпосылки? Какие-то, видимо, были.
Верно подмечено. Намеревались, да. Поскольку если партийному активу, в основном молодым и очень молодым романтикам революции типа вдохновенного поэта-боевика Николы Вапцарова, смерть за идеалы казалась смыслом жизни, а подпольные люди постарше, вроде Антона Иванова, не мыслили жизни без активных действий, то немолодые, крепко и со всех, что важно, сторон этой самой жизнью тертые калачи, осевшие в Москве, на многое смотрели иначе.