Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Тут, однако, всё было совсем не так просто, как в Македонии. Вернее, были и цветы, и слезы радости, и вино, но после «размена населением» — вернее, серии депортаций — болгар оказалось хотя и больше, но уже не намного. Эллины, естественно, расценили случившееся как оккупацию, и уже 28 сентября в округе Драма по призыву греческих коммунистов случилось восстание, — продержавшееся, не считая зачисток, менее суток, но ожесточенное.

«БОРИС НАШ ЦАРЬ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ БОРИС!»

22 апреля в Вене определилась судьба Македонии. Запад ее, с массой албанского населения, передавался «под опеку Его Величества Виктора-Эммануила, короля Италии и Албании, императора Эфиопии», а всё остальное признавалось «зоной болгарских интересов», с оговоркой: «в соответствии с мнением населения», — и поскольку мнение населения уже прозвучало, Берлин «безусловно признал волю народа».

Правда, с Римом у Софии возникли сложности: Болгария объявила себя еще и «покровителем и гарантом интересов болгарского населения итальянской зоны влияния», оставив за собой право «в будущем вернуться к справедливому решению этого вопроса», против чего Берлин, несмотря на неудовольствие дуче, тоже возражать не стал, но велел вернуться только после войны.

24 апреля добили последние нюансы. По соглашению Клодиус—Попова Рейх получил эксклюзивное право разрабатывать рудные месторождения Македонии, а Болгария обязалась оплатить долги «бывшей Македонской бановины бывшей Югославии» немцам и признала «ограниченный суверенитет своих военных властей в Македонии до полного окончания военных действий», то есть права военной юрисдикции Германии на «освобожденных территориях».

В этот момент политика и царя, мгновенно (отнюдь не официозом) названного Освободителем и Воссоединителем, и его правительства была очень популярна. И удивляться тут нечему. Не сделав ни одного выстрела ни по грекам, ни по югославам, не пролив ни капли крови, сохранив вменяемый уровень жизни, Болгария закрыла все болезненные проблемы, не только вернув утраченное в 1913-м и 1919-м, но и (без оккупации, по просьбе населения!) приняв наконец «третью сестрицу» под родимый кров, а ко всему прочему еще и добившись от Берлина гарантий неучастия в войне.

Причем с точки зрения международного права всё выглядело безукоризненно. Лондон и Вашингтон, разумеется, «второе Воссоединение» не признали, но их позиция (лечь под немецкие танки, «положившись на великодушие Англии и Америки») выглядела, мягко говоря, циничной, а вот позиция царя («Болгария твердо придерживается политики мира, но положение на Балканах от нее не зависит»), наоборот, — здравой и убедительной. Да и Москва, мнение которой для многих в Софии означало многое, получив официальное заявление с формулировкой «руководствуясь польским прецедентом 1939 года...», в середине мая «аргументы болгарского правительства приняла к сведению».