Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Ну и поговорили. Как выяснилось, немалая часть служивых хочет только домой и готова спокойно разойтись, если власти обеспечат им транспорт и питание, что военным министром тотчас было обещано. А насчет всего прочего говорили, что нужно ехать в Кюстендил, где и солдат больше, и «комитет» главнее. Что поделаешь, поехали в Кюстендил, куда и добрались рано утром 27 сентября, выяснив, что делегация Ляпчева уже отбыла в Салоники, зато город переполнен визжащими от счастья солдатами из избирательного округа Стамболийского.

А затем пришла телеграмма от Райко Даскалова, оставшегося в Радомире: дескать, город наш, а я объявил Болгарию республикой, в связи с чем прошу любимого шефа поддержать инициативу, поскольку, имея в двух городах более пятнадцати тысяч бойцов, попросту глупо не воспользоваться случаем. И вообще, сообщал Райко, «пусть шеф думает, а я пока что, на всякий случай, уже отстучал в Софию, что "Панду геть", а кто не с нами, тот против нас, — и, ежели что, пусть пеняют на себя».

Такая самодеятельность добавила в сюжет безумия, и тем не менее Стамболийский, в беседе с царем признавший, что «главное сейчас — не погрузить страну в хаос по печальному примеру России», подумав около получаса, согласился. Не знаю, прав ли Андрей Ляпчев, утверждавший, что у шефа БЗНС были какие-то «особые связи» с Антантой. Вроде бы человек только вышел из тюрьмы и просто по времени не смог бы их наладить, так что — сомнительно. Однако...

Однако факт: вопреки всем договоренностям, фактически ударив в спину делегации, плетущей сложные интриги в Салониках, около полудня 27 сентября шеф БЗНС под бурные аплодисменты огромной солдатской толпы заявил, что монархии кирдык и, соответственно, Болгария — республика, лично он — президент, а Даскалов, как сержант запаса, — главнокомандующий. Во все концы страны полетели телеграммы с сообщением об упразднении монархии и требованием подчиниться новому «правительству».

Откликаться, естественно, никто не спешил, и «дуумвират», обстоятельно обсудив проблему, пришел к выводу, что нужно делить работу. 28 сентября «президент» поехал в Софию добиваться признания, а «главнокомандующий» тем временем двинул войска из Радомира на город Перник, который вскоре спокойно занял — не без эксцессов с мирным населением, но на это особого внимания уже никто не обращал.

А вот у Стамболийского дела пошли хуже. Прибыв в столицу, он обнаружил, что никакой паники нет, правительственные здания охраняют «зольдаты» генерала Рейтера и предельно взвинченные отряды активистов ВМРО, а кабинет вообще не желает знать, почему «войска невозможно было успокоить». Самопровозглашенного «президента» с ходу обвинили в государственной измене; как только он покинул Дом Правительства, был издан приказ о его аресте, после чего Стамболийскому пришлось прятаться и ни один из политиков говорить с ним не хотел.

Не сложилось и с «тесняками», заявившими, что они «не намерены влезать в борьбу двух буржуазных группировок», и с «широкими» — idee fixe БЗНС насчет «диктатуры деревни» работягам совсем не нравилась. Да и вообще, столичных жителей пугали слухи о мародерстве в «республиканских» городах и селах, тем более что аккурат в момент приезда «президента» выяснилось, что это вовсе не слухи: один из эшелонов с «постановившими не воевать» солдатами, доехав до Софии, решил не разъезжаться по домам, а воспользоваться случаем и пограбить город; в итоге «свободное волеизъявление революционных солдатских масс» пришлось подавлять артиллерией с немалыми жертвами.

После такого рассчитывать на хоть какую-то поддержку населения уже не приходилось, и «главнокомандующий», временно взяв на себя обязанности невесть куда девшегося «президента», двинул войска из Перника на Софию, глубокой ночью с 28 на 29 сентября заняв большое село Владай — всего в пятнадцати километрах от столицы.

Там республиканцы остановились, чтобы отдохнуть после нелегкого перехода. И зря, потому что счет шел в полном смысле слова не на дни, а на часы, если не на минуты. К столице, которую еще накануне, в общем-то, некому было защищать, форсированным маршем шли немцы и роты генерала Александра Протогерова — македонцы, готовые стрелять во всё, что движется, если оно выступает против войны до победы или смерти.

Перехватить их на подступах, порознь, мятежники то ли не смогли, то ли не додумались, и в результате к утру силы сторон в какой-то мере уравнялись: у республиканцев — то ли восемь, то ли все 12 тысяч штыков при двенадцати пулеметах, у роялистов — живой силы втрое, если не вчетверо меньше (но с кавалерией 200 юнкеров), столько же пулеметов, сколько у противника, и притом еще восемь легких артиллерийских орудий, которых не было у людей Даскалова (свои пушки они в основном побросали при бегстве, а те, которые были, просто поленились тащить, считая, что София падет и так).