Поцелуй Зимы

– Я имею в виду, зачем стоять до последнего? Можно же было сдаться.

Лицо учительницы вытянулось под толстыми квадратными очками.

– Ее бы тем более убили, – обескураженно выдала она.

– Ну, тогда можно было что-то рассказать немцам, правильно? Что-то важное. Чтобы они начали ей доверять.

В классе повисла такая тишина, что было слышно, как сглотнула классная. Морщинистая рука лежала на пышной груди под желтым свитером, точно она собиралась молиться.

– Зоя Космодемьянская совершила героический поступок, – звучно произнесла она чуть громче обычного. – Мы чтим ее подвиг до сих пор. А рассказать в немецком плену что-то важное значило предать своих товарищей. Но я уверена, Верочка, это не то, что ты имела в виду.

Я смутилась. На самом деле это было именно то, что я имела в виду, но гробовая тишина в классе подсказывала лучше любых советов: молчи. Молчи и соглашайся.

– Конечно, – шепотом ответила я. – Вы правы, София Павловна.

И хоть учительница приняла мою капитуляцию, до самого конца начальной школы одноклассники называли меня не иначе, как «предательница».

На рассвете я аккуратно сложила футболку и платья, которые поочередно носила последнюю неделю, убрала в диван подушку и одеяло, надела чудом пережившую пробный урок футболку с Джерри и поехала к маме.

Чтобы купить билет на электричку до Москвы, мне пришлось снова вообразить на ладони свернутые купюры, а у стеклянного окошка кое-как изъясняться жестами. Все сорок пять минут поездки я мысленно пыталась связаться с Лестером, но то ли его приемник сломался, то ли он нарочно меня игнорировал.

День выдался пасмурный, ветер нес запах мокрой травы и листьев. Я шагала от железнодорожной станции к метро, стараясь вовремя уворачиваться от спешащих навстречу людей. Судя по наплыву пассажиров, день был будний. И почему-то ужасно напоминал тот, когда Антон нашел меня.

В глубине души я не хотела верить, что все так закончилось. Но он ясно дал понять: я не та, кому помогают по доброй воле. Как будто я сама много кому в жизни помогла… Его так со всех сторон обидела: мало было Вани, теперь еще и кошку заморозила. И кто знает, будет ли его слушаться раненая рука.

Толпа повернула в сторону красной буквы «М», и я двинулась следом. У стеклянной двери с надписью «от себя» пришлось остановиться. Мимо сновали люди, двери хлопали, кто-то говорил по телефону, а я застыла, не в силах сделать и шага. Картинка такой же двери, от которой остались одни осколки, заслонила мысли. Сердце стукнулось о грудную клетку, отдавшись в ушах и затылке.

– Девушка, осторожно! – крикнул кто-то, рывком распахнув соседнюю дверь.

До меня донесся шум поездов, и голову накрыл чугунный колпак паники. Я читала о таком. Стоит один раз чуть не проститься с жизнью в определенных обстоятельствах, как тело запомнит, что эти самые обстоятельства ведут к смерти – и отныне всякий раз будет запускать стоп-реакцию, стоит снова в них попасть. Что ж, мне никогда больше не спускаться в метро?

Я набрала воздуха в легкие и начала медленно выдыхать через нос. Как там Антон учил? Вдыхать носом, выдыхать ртом. Заземляться. Я стою на асфальте, двумя ногами. Он твердый. Стою ровно. Вдох. Мне ничего не угрожает. Выдох.

– Такси! Такси! – голосил у самого входа в метро низенький человечек в кепке. – Быстро, недорого. Такси!

Стоило мне встретиться с ним взглядом, как человечек приглашающим жестом распахнул дверцу ржавой иномарки. Я с облегчением убралась с дороги снующих туда-сюда людей, подошла к нему и быстро нацарапала мамин адрес в блокноте.

Водитель радостно закивал.

– Тут недалеко, ага. За пять сотен довезу. Нормально?

Я показала большой палец и села на переднее сиденье. Первый поток транспорта схлынул, так что ехали мы быстро. Несколько раз таксист пытался заговорить со мной, хотя я усиленно делала вид, что интересуюсь многоэтажками за окном.

– Нездешняя, что ль? – добродушно спросил он.

Я покачала головой. Впереди замаячили знакомые салатовые дома.

– А я вот здешний. Лет двадцать катаю красивых девушек.