Поцелуй Зимы

Хельга меня предупреждала. «Смотри, Антон, – сказала она перед первым разом. – Если вовремя не заморозить твое сердце по-новой, оно оттает, и тогда все, что ты не испытал, все, что не прочувствовал, свалится разом – и будет в тысячу раз больнее».

Но я все равно согласился. У Кати тогда было девять дней. Я понял, что еще немного, и путь мне будет только в окно. Сам пришел к Хельге. Она спрашивать ничего не стала. Запустила в комнату, усадила на подушки в своем синем кресле для гостей и велела снять кофту.

Помню, как она прижала к груди щуплую ледяную ладонь. Ощущение было, будто она касается не груди, а сердца, и если сожмет чуть сильнее… Но она стояла надо мной, прикрыв глаза, и не двигалась. Я почувствовал, как холод оторвался от ее ладони и проник мне под кожу, а потом еще глубже, словно я проглотил шарик мороженого. Сердце замедлилось. Дышать стало легче. Боль ушла.

Я затянулся снова – так глубоко, точно собрался занырнуть на глубину. После пяти затяжек тело стало невесомым, как перышко. Жар в груди притупился. Теперь можно и делом заняться. Я открыл «ВКонтакте», выбрал из друзей Пелагею Ромашкину и накатал:

«А скажи-ка, дорогая Пелагея. Как быстро выключить человека на глазах у двадцати свидетелей?»

Мессенджер ожил.

«Леталка?»

Болталка, блин.

«Спасли».

«Повреждения?»

«Никаких».

«Реакция?»

Перед глазами встала Вера. Я снова затянулся.

«Остановка дыхания. Паралич мышц. Сердцебиение замедлилось почти в ноль».

«А человека точно спасли?»

Еще затяжечка… Легкие наполнились дымом.

«Ага».

«Тогда не сходится».

Объяснять про волшебную силу Великих Дев и перекачку энергии, которую почти добровольно предоставил Тёма, мне было лень. Я быстро набрал: «Допустим, не спасли».

Буквы на клавиатуре начали расплываться. Пелагея замолчала. Я прошелся по комнате. Добавил в табак секретный ингредиент, подождал, пока разгорится, и затянулся снова.

«Только яд, – прилетело в сообщения. – Если она ничего не пила, может, кто-то нанес на кожу? Есть, например, батрахотоксин. На лягухах в тропиках. Потрешь пальчиком, и через четыре минуты капут».

В подтверждение она прислал картинку желтой лягушки в черных пятнышках. Лапки как присоски, глаза бусинками, кожица скользкая, аж блестит.

«А трудно его достать?»

Вместо ответа Пелагея прислала три ржущих смайлика.

Я закрутился на стуле. Если подумать, любой в зале мог ее отравить. Или это все-таки не яд, и Юля самолично постаралась? Но зачем ей срывать собственный урок? Да еще потом спасать Веру, выкачивать энергию из Тёмы – моя ей, видите ли, не подошла.

Затяжка. Затяжка. Поворот. Сколько нас было – двадцать? А сколько знали, что мы едем? Или у убийцы яд всегда с собой? Или убийца пришел не за Верой?

Я остановился. Надо было с самого начала сказать Юле, что Хельга умерла не своей смертью. Кто знает, может, целью была не она, а любая из них. Но кто в здравом уме пойдет на Зиму, если можно убить, к примеру, Фросю? Права Пелагея. Ничего, сука, не сходится.

Я набрал в поиске «Вера Царева». Заходила пять лет назад. Ямочки эти на щечках. Сарафан и коса. Русая краса… Это ж как надо упороться по парню, чтобы затащить его в небытие, а потом прикончить? Неудивительно, что Хельга ждала именно ее.

Что-то тихо прошуршало за дверью. Может, померещилось? С третьей попытки я встал, пробрался к двери и приоткрыл ее. Вспомнишь солнце… Вера в белой футболке, как привидение, на цыпочках кралась по коридору.

Я двинулся за ней. В комнате Ваньки она в полной темноте опустилась на корточки перед раскладушкой и стала водить над ним ладонью. Наклонилась, чтобы… это она его целовать, что ли, собралась? Твою мать. Где этот долбаный выключатель?

Вера

Наконец у меня получилось разглядеть в Ване тускло мерцающий огонек. Даже поводить его, как рыбку на крючке, от пупка к ключицам и обратно, но толку от этого было мало. Потом я вспомнила, что Хельга меня поцеловала, чтобы передать силу, а Юля – чтобы разбудить. Ладони чесались от желания прижать их к Ваниной груди и впитать остатки жизненной энергии, но вместо этого я наклонилась к его лицу.

– Не спится? – раздался надо мной жесткий голос.

Щелчком зажегся свет, выхватив из темноты пустое черное окно. Из отражения в нем на меня смотрел Антон в домашних шароварах.

– Не спится, спрашиваю?

Я обернулась. Сложив руки перед собой, Антон привалился к стене. Взгляд у него был недоверчивый, глаза колючие. Что бы он там себе ни думал, ничего хорошего мне это не сулило.

Я быстро коснулась горла и сложила руки крест-накрест, показывая, что не могу говорить.

– Удобно периодически терять голос.

Я поискала взглядом поверхность, чтобы представить на ней вопрос, но он раздраженно бросил:

– Хватит марать мебель. Дуй давай отсюда. Чтоб я тебя у Ваньки не видел.

«Ты совсем поехал?» – произнесла я одними губами и покрутила пальцем у виска.

– Да-да, я олух, а ты – Зима, так что отойди от моего брата. – Покачнувшись, Антон отклеился от стены и решительно шагнул в мою сторону. – Я не шучу, Вера. Уходи.