Поцелуй под звездным небом

– Я купил еще парочку пакетиков, – объявил он, бросая их на соседнее сиденье.

Сегодняшний наряд Сэди мало отличался от вчерашнего – джинсовые шорты и просторная футболка поло. Кент не очень понимал, чего она стремится достигнуть, изнуряя великолепные округлости, но ему было неприятно наблюдать подобное небрежение. Стиснув зубы, Сэди попыталась изобразить милую улыбочку.

– Почему-то меня это не удивляет, – обронила она, громко вгрызаясь в очередную морковку.

Конечно, гораздо приятнее укусить шоколадное печенье. Или плитку шоколада. С водительского места донесся соблазнительный аромат чего-то сладкого. Шоколад? Сахар…

Кусочек карамели прилип к его идеальным губам. Сэди отвернулась, чтобы не видеть столь соблазнительное зрелище. Вид Кента Нельсона, поедающего шоколад, должен быть признан непристойным! Она углубилась в поедание морковки, намеренно не обращая на него внимания.

– Хотите услышать мою историю? – поинтересовалась она.

– Не очень. – Даже не взглянув на нее, Кент замотал головой.

Сэди обескуражила его реакция. Значит, она не представляла собой с его точки зрения никакого интереса. Это больно ранило. Кроме того, ей просто необходимо заставить его разговаривать, поскольку воцарившаяся тишина сводила с ума.

– Но ведь вы же рассказали мне свою.

– Мне нравилось ее слушать.

Нарцисс.

– Знаете, выслушать историю другого человека – проявление элементарной вежливости. Это называется беседа.

– Полагаю, мне не удастся вас переубедить?

– Ни за что.

– Ну, Сэди Блисс, расскажите, как прошло ваше детство. – Он сделал глубокий вздох. – В полном соответствии с заложенными в имени перспективами?

К черту его сарказм.

– Не совсем. Мой папа бросил нас, когда мне было двенадцать, и завел другую семью. Со своей секретаршей.

– Н-да-а. – Кент присвистнул.

Сэди кивнула. Верно подмечено. Она до сих пор помнила тот день, когда он их покинул. Свое возвращение из школы и горестный плач мамы. Попытки понять, что произошло. Почему отец был таким несчастным, что бросил ее. Просто ушел. Годы усилий понравиться ему, пробудить его любовь пошли насмарку.

– У вас сохранились с ним отношения?

– В какой-то степени, – прошептала она. – У меня есть два сводных брата. Близнецы. Я вижусь с ними, следовательно, и с ним.

– Кажется, вы не очень ладите.

– Сложно сказать. Ему всегда хотелось иметь мальчика, чтобы играть в футбол или крикет. А он, – она пожала плечами, – получил меня. Девчонку, которая любила читать. Рисовать. Мечтать.

Боюсь, отец был разочарован. Много лет я пыталась стать тем, кем он хотел меня видеть, но не очень преуспела. И тут появились близнецы.

– И теперь у него было кого взять на футбол.

Эврика!

– Да.

Даже двигатель «лендровера» не мог заглушить завистливые нотки, прозвучавшие в ее голосе.

– А ваша мать?

– О, мама вела себя великолепно. Она моя поддержка и опора. Могла бы стать язвительной и разочаровавшейся в жизни, но она не такая. Устроилась на работу с неполной занятостью и поддерживала меня во всех начинаниях. Когда я поступила в художественный колледж, нашла себе еще одну работу, чтобы оплатить мое обучение.

– Художественный колледж?

Сэди кивнула и уткнулась в окно:

– Когда-то мне хотелось стать художником.

Кент взглянул на дорогу, потом обернулся к пассажирке:

– И в какой области?

Сэди расправила несуществующую складку на шортах.

– Живопись.

– Что произошло?

Она провела рукой по волосам. «Я встретила Лео».

– Я оказалась не такой уж талантливой. Бросила.

Кент нахмурился, понимая, что за этими бесстрастными словами скрывается нечто большее! К чему вникать?

– И вы стали журналистом. Далековато от карьеры художника, а?

– Не совсем. Теперь я пишу картины словами. И мне это нравится. Нравится оперировать фактами, иметь четко очерченные рамки. Искусство же – всего лишь интерпретация. Да вы и сами это знаете. – Сэди взглянула на него, словно прося подтверждения. – Репортер имеет дело с четкими фактами. Мне нравится система, логика.

Да! Да, нравится! Искусство стало для нее обоюдоострым мечом. Творчество оказалось неразделимо переплетено с ее эмоциями, сущностью, душой. А это, как указывал Лео, ведет к сумасшествию, поскольку ввиду недостатка таланта могло окончиться одержимостью.

– Вам не хватает творчества?

– Слова и есть творчество, – возразила она.

– Вы знаете, что я имею в виду. – Кент смерил ее недоверчивым взглядом.

Он-то думал, что больше никогда не захочет взять в руки камеру, однако спустя какое-то время жажда фотографировать обуяла его с еще большей силой.

Сэди вздохнула, делая вид, что рассматривает тянущиеся по линии горизонта холмы.

– Живопись забирала мою жизнь, нереализованное стремление стать лучше. – Лео тяжелый учитель, и, когда они стали жить вместе, понравиться ему оказалось практически невозможно. – Боюсь, если я попытаюсь вернуться, произойдет то же самое. У меня опять не получится разделять искусство и жизнь.

– Звучит сильно!

– Поверьте мне, – у Сэди изменилось лицо, – все так и было.

Кент крепче обхватил пальцами руль.

– Вы рисовали обнаженную натуру? – поинтересовался он, надеясь разрешить загадку с Пинто.