Поцелуй победителя

Когда Кестрель, спотыкаясь, взобралась на холм с обломком стрелы, торчащим из нагрудного доспеха, бледная, измазанная в грязи, Арин обнял ее и прижал к себе, вздохнув с облегчением. От нее пахло дымом. Броня была покрыта липким соком сиррина. Арин догадывался о том, что сделала Кестрель. Даже теперь, видя, что она уже в безопасности, он почувствовал дрожь страха, пробежавшую по телу. Арин отстранился, заметив, что испачкал ее кровью и оставил следы на одежде и небольшое пятнышко на щеке. Кестрель окинула Арина взглядом. Он боялся думать о том, как выглядит сейчас.

— Твой отец жив, — сообщил ей Арин, понимая, что сказать об этом надо, и в то же время боясь говорить.

Глаза Кестрель потемнели.

Уже потом, когда огонь догорел и на дороге остались лишь пепел и тела погибших воинов, когда солдаты Рошара собрали на пепелище все, что смогли, когда Арин помог поймать лошадей, оставшихся без всадников, — только тогда Кестрель наконец заговорила.

— Он пополнит запасы. — Ее голос ничего не выражал. — У империи полно пороха. Возможно, сейчас ему придется отправиться на Итрию, но, когда он вернется, устоять будет непросто.

Все, что осталось от валорианского обоза, погрузили в повозки, туда же положили своих раненых. Пора было возвращаться к поместью, где ждала остальная часть войска. Когда они остановились у стен Эррилита, в том же месте, где стояли лагерем в прошлый раз, Арин подошел к костру Рошара. Солнце только что село. Воздух, по-прежнему тяжелый и теплый, был пронизан медовым сиянием.

Рошар курил. Он пребывал в скверном настроении с тех пор, как они покинули сожженную дорогу, хотя Арин уже напоминал ему о том, что сражение закончилось их победой.

— Я знаю, — ответил Рошар, но по-прежнему сердился.

Арин взял себе несколько горячих лепешек, подрумяненных на костре. Мягкий хлеб в походе казался почти волшебством. Арин оторвал небольшой кусочек лепешки и медленно прожевал. Рошар покосился на него, фыркнул, но промолчал — какое разочарование! Арин надеялся спровоцировать принца тем, что стащил у него еду.

Мимо костра прошел какой-то гэррани. Он не остановился, но Арин успел заметить, что глаза у солдата подведены оранжевой краской на дакранский манер.

— Как мило, — обратился Арин к Рошару.

Принц подавился дымом. Когда он перестал кашлять, Арин спросил:

— Или это выглядит неуважительно? То, что мои люди стали так краситься?

— Вовсе нет, — отозвался Рошар. В его голосе не было сарказма, и все же слова прозвучали несколько язвительно, словно принц намекал, что Арин ничего не понял. — Действительно, мило.

— Объясни.

— Я не считаю себя таким уж приятным.

Арин нахмурился в недоумении:

— Да, но мы же не о тебе говорим.

— Вот именно! А должны бы говорить обо мне.

Арина расстраивало, что Рошар постоянно прячется за фальшивым высокомерием. Оно напоминало траурные одежды, облаченные в шутливую обертку. Арин уже собирался сказать об этом, но потом увидел, что принц выглядит крайне встревоженным.

— В чем дело?

— Помнишь, как ты напал на меня у нас в столице, прямо на глазах у королевской стражи?

— Позволю себе заметить, что перед этим ты меня обездвижил и связал.

— Помнишь, какое тебе назначили наказание?

— Не понимаю, какое отношение это имеет к краске.

— Ты просто не понял, в чем оно заключалось.

Арин встревожился:

— Королева велела тебе самому выбрать наказание. Но ты так ничего и не придумал.

— Аудиенция с моей сестрой проходила на дакранской, которого ты тогда не понимал, верно?

— Верно.

— А переводил я. И даже предупреждал: ты можешь лишь надеяться, что я не обману тебя.

— Так ты соврал?

— Скажем так, позволил себе несколько вольный перевод.

— Рошар.

— Тогда я думал, что это не важно. Какое тебе дело до тонкостей дакранских законов? С тебя и взять-то было нечего.

— Что именно сказала королева?

— Что твоя жизнь принадлежит мне.

Арину, чья жизнь и так уже принадлежала слишком многим, резко стало нечем дышать.

— Поэтому да, — продолжил Рошар, — я действительно имел… имею право выбрать тебе наказание, даже убить тебя, если захочу. По нашим законам я также могу забрать у тебя все что угодно.

— Мы не в Дакре. Здесь ваши законы не имеют силы.

— Мои солдаты с тобой не согласятся.

— И что тебе нужно? — Арин повысил голос. — Мой дом?

— Речь не о том, чего я хочу или не хочу. Но если мы победим в этой войне, у тебя будет кое-что посерьезнее. Достойный трофей в глазах общества.

Арин понял, о чем он, и добавил:

— Гэрран — не моя собственность.

— Арин, я тебя умоляю.

Арин смолк. Костер постепенно догорал. Тени вокруг сгущались.