— То есть ты хочешь оставить деревню без защиты? — удивился Рошар.
— Нет, конечно. Пошлем туда отряд. Всей армии необязательно проходить по улицам.
— О чем ты говоришь? У нас нет всей армии. Ты забываешь, что три четверти наших сил остались у Лерралена. Мы лишь горстка смельчаков, которая отправилась на защиту этих крестьян от грозной империи. — Голос Рошара звучал весело.
— Это не игра, — процедил Арин сквозь зубы.
Кестрель не осознавала, что его так тревожит, пока принц не произнес:
— Пусть посмотрят на тебя.
Впрочем, по-настоящему она поняла Арина только тогда, когда увидела все своими глазами. Обычно гэррани и дакраны шли отдельными бригадами, но перед входом в деревню Рошар велел всем перемешаться. Принц лично занялся расстановкой солдат, чтобы показать, что они, как он выразился, «сплотились перед лицом беды». Услышав это, Арин поморщился. Рошар заставил его ехать впереди, рядом с собой. Потом принц перевел взгляд на Кестрель, и та, угадав мысль, которая сверкнула в его глазах, придержала Ланса. Рошар и Арин бок о бок вошли в деревню.
Жители выстроились вдоль центральной улицы плотными рядами. Взрослые посадили детей на плечи. Увидев Арина, люди зашептались с восторгом, а потом потянулись навстречу, стараясь дотронуться до него. Его конь недовольно зафыркал и забил копытом. Арин по-дакрански прошипел Рошару какие-то слова, очень похожие на ругательство.
— Если ты так боишься их затоптать, — громко протянул Рошар по-гэррански, — слезай с лошади и поприветствуй свой народ.
Арин оглянулся на Кестрель. В его глазах читалась немая мольба. Затем он спешился и затерялся в толпе. Кестрель приблизилась к Рошару.
— Что ты творишь?
— Разве ты не согласна, что наш мальчик заслужил немного народной любви?
— Мне кажется, ты пользуешься им, пытаясь выглядеть лучше за его счет.
Принц улыбнулся и развел руками. Кестрель слезла с лошади и начала пробираться сквозь толпу, расталкивая жителей деревни локтями. Пару раз пришлось резко прикрикнуть на растерявшихся зевак. Люди обращали на нее удивленные взгляды, а увидев, что она валорианка, и вовсе смотрели с ужасом. В глазах гэррани появилось недоверие, а потом и ненависть. Когда Кестрель ехала в рядах войска, никто не обратил на нее внимания, все смотрели только на Арина. Но теперь ее заметили.
— Пожалуйста, пропустите, — попросила она.
Но толпа лишь плотнее сомкнулась. В городе все давно знали, кто такая Кестрель. Но для этих крестьян она сама, ее глаза, волосы, форма лица стали напоминанием об их жутком прошлом. Светлый цвет ее кожи был неразрывно связан со смертью и рабством.
— Ты! — сурово произнес кто-то.
Испугавшись, Кестрель сделала шаг назад. Ее окружили, и кто-то схватил ее за руку. Кестрель вырвалась. Сердце стучало громко и неровно. Она попыталась повернуться, но вдруг услышала свое имя:
— Кестрель!
Арин, растолкав людей, добрался до нее и крепко сжал ей руку. Кестрель охватило облегчение. Как глупо, она кинулась на помощь Арину, а в итоге спасать пришлось ее. Но толпа по-прежнему смотрела на нее со злобой. Людской гнев только нарастал.
— Что она здесь делает? — спросил кто-то из гэррани.
— Она друг, — ответил Арин. — Пропустите ее.
Его послушались. Так странно было сравнивать свое представление об Арине с тем, как его видят жители деревни. Народ не ошибался на его счет, но даже не догадывался о другой стороне Арина, поскольку не знал его близко. Арин держался прямо, голос звучал властно и твердо. Его фигура сразу выделялась в толпе, будто он не был простым смертным. Но в то же время Кестрель чувствовала, как взволнованно он сжимает ее руку, видела отблеск страха в его глазах и напряжение в сжатых губах. Другие, похоже, этого не замечали.
— Не уходи, ладно? — шепнул Арин ей на ухо.
— Хорошо.
Они вместе пошли сквозь толпу. Жители деревни продолжали тянуть к нему руки. От каждого прикосновения Арин слегка вздрагивал, но справлялся с собой. Он пытался выглядеть непринужденно, хотя получалось не слишком убедительно. Кестрель не знала, заметно ли это окружающим, которые по-прежнему улыбались ему, выкрикивали вопросы. Арин не выпускал ее руку до того момента, когда какая-то женщина протянула ему закутанного в пеленки младенца. Арин неловко и торопливо обхватил ребенка двумя руками, прижал его к кожаному доспеху, защищавшему грудь, и удивленно уставился на мать, будто подозревая ее в сумасшествии.
— Благослови его, — потребовала женщина.
— Что?
— Благослови его именем своего бога.
Арин посмотрел на младенца на руках, который спал, прикрыв глаза полупрозрачными веками. У него было круглые щечки здорового ребенка. Из-под пеленки торчала маленькая ручка, похожая на цветок. Пальцы малыша подрагивали, сжимая ткань.
— Моего бога? — хрипло переспросил Арин.
— Пожалуйста!
— Но вы же не знаете, кто… мой бог…
— Это не важно. Если твой покровитель будет беречь моего сына так же, как тебя, мне больше ничего не нужно.
Арин перевел взгляд на Кестрель.
— Что тут дурного? — пожала плечами та, но он все медлил.
Нахмурившись, мать добавила:
— Ты оскорбишь своего бога, если не поделишься его благословением.