Поцелуй победителя

Арин хотел поделиться своими мыслями, но не посмел. Он испугался, что гнев, который вызывала мысль об отце Кестрель, все испортит. Внезапно Арин засомневался: стоит ли отвечать на ее вопрос, если… он может ненароком подменить ее боль и потерю своей? Арин вгляделся в смутные очертания ее лица. Вопрос Кестрель по-настоящему поставил его в тупик.

Но внезапно все прояснилось, будто глаза наконец привыкли к темноте. Арин увидел, как она стискивает зубы, сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладонь. Он прекрасно знал Кестрель.

— Мне кажется, ты очень стараешься быть сильной. Но это не обязательно.

— Он хотел видеть меня такой.

Ее слова так разозлили Арина, что он предпочел промолчать.

— С тех пор как я догнала вас, я все пытаюсь тебе кое-что сказать, — произнесла Кестрель.

А он бегал от нее, всем своим видом показывая, что хочет ее отъезда. Арину стало стыдно. Он не знал, куда девать руки, апельсиновые корки упали в грязь под ногами.

— Прости. Я вел себя ужасно.

— Ты просто испугался. А я ведь даже не угрожала тебе пауками.

Как же это было в ее стиле: как только дело доходило до серьезных вещей, она тут же переводила все в шутку.

— Пожалуйста, расскажи мне, — попросил Арин.

— Я вспомнила кое-что еще о своем последнем дне в императорском дворце. Но сразу не сказала. Побоялась расстроить тебя.

— Все равно говори.

— Ты тогда пришел ко мне в музыкальный зал.

— Да. — Арин помнил, как прижал ладонь к двери, открыл ее и увидел, как Кестрель вмиг побледнела.

— Мой отец подслушал наш разговор. Он прятался в потайной комнате, построенной, чтобы шпионить. За полками и фальшивой стенкой есть окошко.

Арин вмиг все осознал. У него перед глазами пронеслись все моменты того рокового дня. Кестрель подняла руку, словно пытаясь отогнать видение, когда Арин возник на пороге. А он не понял и шагнул внутрь. Она велела ему уходить, но Арин подошел ближе.

— Я пыталась предупредить тебя, — добавила Кестрель. — Но ничего не вышло.

Арин вспомнил, как она потянулась за пером. Все стало ясно: Кестрель собиралась написать то, чего не могла сказать вслух. Но Арин вырвал перо у нее из рук и бросил на пол. Должно быть, так чувствует себя человек, которому вонзили нож под ребро. Кестрель заговорила быстрее. Ее голос дрожал.

— Он пришел не шпионить. Просто слушал, как я играю. Мы совсем не умели общаться друг с другом. А так было проще — как будто существовала некая тайна. Он приходил и слушал, притворяясь, будто на самом деле его там нет. Но я с удовольствием для него играла. А потом ты открыл дверь комнаты, и я… Я помню, что почувствовала. Все жестокие слова, что я тебе тогда наговорила, неправда. Прости.

— Не говори так. Не извиняйся передо мной. Это я тебя подвел.

— Нет. Я не готова была положиться на тебя и поэтому не доверила тебе ничего, что могло бы уничтожить меня — или, наоборот, спасти. Поэтому я прошу у тебя прощения. Я вела себя так жестоко не только потому, что хотела оградить тебя от гнева отца. Я пыталась защитить и себя. Мысль о том, что он обо всем узнает, была невыносима. Но что бы случилось, если бы я не попыталась предупредить тебя незаметно? Я могла признаться во всем открыто, и пусть бы он услышал. Да, я согласилась выйти за принца, чтобы спасти тебя. Да, я шпионила на Тенсена. Да, я любила тебя. — Повисло молчание. Вдалеке замелькали светлячки. — Почему я этого не сказала? Хотела бы я знать, как бы все повернулось тогда…

«А сейчас? — хотел спросить Арин. — Сейчас ты меня любишь?» В ее словах сквозила неуверенность. Он почувствовал, будто уже задал этот вопрос, и решил, что давить на нее не стоит. Но Кестрель как будто прочитала его мысли.

— Ты мне очень дорог, — сказала она, коснувшись его лица.

Радость вспыхнула в его груди и тут же погасла. «Дорог». Это больше, чем он ожидал, но меньше, чем ему бы хотелось. Но это прикосновение! Сердце Арина забилось чаще. Он боялся пошевелиться. Нельзя больше допускать ошибок. Лучше ничего не делать? Или наоборот?

Кестрель провела пальцами по его прикрытым векам, вдоль носа, по ямочке над губами, по щетине на подбородке. Кожа Арина вспыхнула. Пульс участился. Все его тело горело. Желание пронизывало до костей. Кестрель пододвинулась ближе. Ее кожа пахла зеленью и апельсинами. Губы оказались такими же на вкус, когда она прижалась к его губам. Они стукнулись носами, и Арин пожалел, что не видит Кестрель, когда она издала короткий смешок. Он запустил пальцы в ее волосы, забыв о том, что сам сказал ей в ночь перед отъездом: этого недостаточно. Арин забыл обо всем, уложив ее на спину. На языке у Кестрель остался привкус цитруса. Трава примялась под их весом.

Дуновение свежего ветерка холодило ему спину. Кестрель потянула вверх край его рубашки. Арин склонился над ней, опершись на локти. Ему в живот уперлась рукоять ее кинжала. Арин не двигался, позволяя рукам Кестрель скользить по его коже плавно, точно вода. Он боялся нарушить тишину. Даже собственный пульс показался ему слишком громким, когда Арин снова поцеловал ее.