Поначалу Потемкин не мог поверить, что за стенами крепости, подготовленной французскими инженерами к длительной обороне, укрывается целая армия — около 35 тысяч человек. Но разведка подтвердила: Измаил превращен в «орду колеси»— армейскую крепость, защищенную мощной артиллерией (около 250 орудий) и снабженную припасами на несколько месяцев. Оставлять у себя в тылу столь значительные силы было рискованно. К тому же известия, поступающие из разных источников, свидетельствовали об активизации прусской дипломатии. Маркиз Лукезини затевал в Систове новый конгресс с целью принудить Россию к посредничеству Англии, Голландии и Пруссии. Таким образом, Измаил, помимо стратегического значения, приобретал важное политическое значение. Из Петербурга шли требования нанести противнику сокрушительный удар и закончить войну.
Главнокомандующий поставил войскам задачу взять крепость. Русские войска, блокировавшие Измаил со стороны Дуная и с суши, насчитывали не более 30 тысяч. Около половины составляли казаки, вооружение и характер службы которых мало подходили для штурма крепостей. Надвигавшаяся зима требовала скорых и решительных действий. Старшим под Измаилом оказался генерал-поручик Гудович, только что отличившийся при взятии Килии. Но Измаил был не Килия, а Гудович не обладал достаточным авторитетом ни среди войск, ни среди генералитета. Под его руководством военный совет, собравшийся 25-26 ноября, вынес решение о необходимости формальной осады.
За рассуждениями об осаде просматривался отказ от решительных действий. Так и случилось. Командиры корпусов начали отводить войска от крепости. Рибас стал снимать осадную артиллерию с острова Чатал напротив Измаила и грузить ее на суда. Но главнокомандующий предвидел такое развитие событий! Еще не зная о решении совета, Потемкин послал секретный ордер Суворову: «Флотилия под Измаилом истребила уже почти все их суда и сторона города к воде очищена; остается предпринять с помощью Божиею на овладение города. Для сего, Ваше Сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду, взяв на судах своих сколько можете поместить пехоты, оставя при Генерал-Порутчике Князе Голицыне для удержания неприятеля достаточное число и всю конницу, которой под Измаилом и без того много.
Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею, если бы начать там, чтобы, взойдя, тут где ни есть ложироваться (
Сын принца Де Линя инженер, употребите его по способности. Боже, подай Вам свою помощь! Уведомляйте меня почасту. Генерал-Майору и кавалеру Де Рибасу я приказал к Вам относиться...» (25 XI. 1790 г. Бендеры.) [141]
Тем же числом помечены еще один ордер Суворову о необходимости дать остающимся вместо него генералам Дерфельдену и Голицыну наставления в рассуждении военной осторожности со стороны Браилова, и личное письмо главнокомандующего:
«Измаил остается гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!
По моему ордеру к тебе, присутствие там личное твое соединит все части. Много тамо равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род Сейма нерешительного. Рибас будет Вам во всем на помогу и по предприимчивости и усердию; будешь доволен и Кутузовым. Огляди все и распоряди, и, помоляся Богу, предпринимайте. Есть слабые места, лишь бы дружно шли. Князю Голицыну дай наставление. Когда Бог поможет, пойдем выше. Вернейший друг и покорнейший слуга
Князь
(25 XL 1790 г. Бендеры.) [142]
Посылая Суворова под Измаил, Потемкин не терял из виду его боевой участок. Несколько раз он обращает внимание на необходимость усилить бдительность остающихся там войск и их командиров, т. к. в любой момент армия верховного везира могла начать переправу.
Указание главнокомандующего на слабейшую сторону Измаила свидетельствует о верности его военного взгляда. Первого успеха штурмующие колонны добились именно с этой стороны. Поражает и его знание людей. Под Измаилом находились известные в армии генералы, в том числе и родственники Потемкина — генерал-поручики А.Н. Самойлов и П.С. Потемкин, отличившиеся во многих боях. Но главнокомандующий выделяет двух: предприимчивого Рибаса и Кутузова. «Будешь доволен и Кутузовым!» Сколько веры в полководческий талант Михаила Илларионовича содержит эта короткая фраза Потемкина, обращенная к самому Суворову! Каким огромным уважением к лучшему боевому генералу русской армии веет от каждой строчки приказа и письма.
Это подтверждают и другие ордера главнокомандующего. Так, 28 ноября, он пишет Рибасу: «Чрез прибытие господина Генерал-Аншефа и Кавалера Графа Александра Васильевича Суворова Рымникскаго и соединения всех частей под единоначальство уничтожатся все затруднения, и дела воспримут должное течение...» [143].