В «Амбассадоре» с семи часов ожидали новостей — всë журналисты и дипломаты, не сбивались, а рассеивались по углам, и молча пили и читали старые газеты. От напряжения болела голова; некто вышел за лекарством, но так и не вернулся. Казалось, это уже была война. За что же мы собираемся воевать? Зачем кому-то понадобилась эта несчастная, чужая, бесполезная территория?
В девять часов кто-то выскочил через раскрученные двери, крича дальнему знакомому:
— Да я тут сидеть не намерен! Хотите подыхать — воля ваша! Не слышали, что они бомбить умеют?
Чуть разминувшись с ним, Митя убежал к очереди — к телефону; вернулся он полчаса спустя со вспотевшим лицом и взъерошенными волосами.
— Все хорошо? — еле слышно спросил он.
— Конечно. Замечательно.
— Нужно бежать! Вы что, не поняли?.. — воскликнули слева. — Самолеты прилетят к полуночи!
— Нужно принять ультиматум! Они нас разбомбят, сбросят свои бомбы!
— Вы хотите, чтобы мы, вся цивилизованная Европа пошла… чтобы мы согласились на их условия?
— Вы хотите воевать?
— Нет, это они хотят воевать!
— Нет, вы тоже хотите воевать! Отдайте Ему этот треклятый клочок земли! Это лучше, чем миллионы убитых!
— Вы хотите?.. А если они завтра потребуют себе Австралию? Или Аляску?
— Не преувеличивайте.
— Послушайте, возможно, он прав. Послушайте! Так ли важно, чей останется эта Область? Отчасти у «Единой Империи» есть основания требовать эту Область — там проживают, как они говорят, «этнические соотечественники».
— Воевать за этнических кого-то — безумие! Я не приемлю, никто, никто из разумных людей не приемлет имперских амбиций!
— Постойте, но почему я, мои близкие, ваши близкие, вся Европа — почему мы должны воевать с Ним из-за какой-то Области, которая к нам отношения не имеет? Постойте! Потому что Европа должна выступить против войны единым фронтом? Но проблемы Ч. — это не мои проблемы. Почему нас втягивают в новый конфликт?
— Хороший вопрос: почему мы должны умирать за Ч. и Область?
— Потому что мы, цивилизованные европейцы, договорились помогать друг другу и не допустить новой войны!
— Именно! Мы не должны допустить…
— Значит, нужно отдать Область Ему, чтобы не было войны? Но Ч., которой эта Область принадлежит, не согласна!
— Так вы хотите воевать за Ч. и Область?
— Кто это? — спросила Катя.
Она кивнула на суетливую группу, что спустилась на лифте и теперь спрашивала что-то у нетерпеливого портье.
— А, местные евреи, — ответил Митя. — Хотят уехать, им отказывают — билетов нет. Впрочем, это невозможно.
— Почему?
— На границе все в огне. Армия пытается подавить восстание в Области.
— Что, масштабные бои? Тебе сказали по телефону? Что началась война?
— Лучше не шуметь, — Митя растянулся в парчовом кресле, достал шляпу и опустил ее на глаза, — чего они раскричались? Не услышим самолеты.
— Да плевать мне на самолеты! — воскликнула Катя. — Что тебе сказали по телефону?
— Самолеты — это очень важно, Катишь.
— Говорю тебе, мне наплевать, услышу я их или нет! Если нас начнут бомбить, мне будет все равно! Тут даже… негде спрятаться! — Она покусывала щеку. — Митя, а может быть… что на нас распылят газ сверху? Я читала в книжке Ремарка, как это бывает. Газ проникает в тебя, а потом ты несколько суток отхаркиваешь свои легкие, по кусочкам. Он сжигает тебя изнутри, ты представляешь?
— Не нужно читать Ремарка, — пробубнил Митя. — Лучше надень противогаз. Хотя я сомневаюсь, что он тебе поможет.
— О-о-о… и мы все наглотаемся этой мерзости и станем отхаркивать свои легкие, и…
— Спасибо, Катишь, — перебил ее Митя. — Мне стало легче, намного легче! Замолчи, пожалуйста!.. А вам что?
Человек, явно не журналист, а из постояльцев, улыбнулся ему вежливо и ответил:
— Я не хотел вам мешать. Узнаю нашу эмиграцию. Вы журналисты?
— А вы шпион! — оборвала его со злостью Катя. — Стоите, уши греете!
— Да это она шпионка! — с нервным смехом крикнул кто-то слева. — Патриотка и любительница партии! Она послушает, что мы говорим, и по телефону им доложит наши настроения!
— Если я и патриотка, — ответила она, — то демократической страны. Кто вы такой, чтобы меня судить?
— Поколотить ее, шпионку, надо, чтобы знала! Эта демократка оправдывает преступления: «Это все во имя объединения великой нации!».
— Ну, не связывайся с ними, — тихо сказал Митя и взял ее за руку.
— А почему я должна перед ними оправдываться?
— Ты ничего не должна, Катишь. Зачем ты грубишь всем?.. Как я устал!
Потом он спросил:
— Можешь пересесть поближе ко мне?
Она уселась на ковер у кресла, близ его вытянутых ног.
— О чем ты думаешь? — спросил Митя очень тихо.
— О Марии, — честно сказала она. — Вот как она там? Спокойно ей? Я давно ей не писала.
— Ты хочешь ей написать? Сейчас? К ним?
— Она все же моя сестра, — ответила Катя, — она растила меня с тетей Жаннетт. Вот вы, идейные, вы легко отказываетесь от своих, вы выше нас, сильнее. А как быть нам?
— Я понимаю — вы, женщины, созданы для любви. Напрасно я начал, извини.
— А что на уме у тебя? — обижаясь, спросила она.
— Так… мысль, что часто мы совершаем хорошие поступки из любви к себе, а не из сочувствия к ближним.