На одну из лекций по географии Греции А.И. приносит баночку маслин и заставляет каждого съесть по 3 штуки, а относительно тех, на чьем лице замечает гримасы или удовольствие, сообщает в деканат, чтоб они были исключены.
Когда дома, говорит он, покупали маслины, то уже не обедали, а ели только их с прованским маслом.
Мать А.И. была полу-гречанка, полу-румынка, дед происходил из Фессалии.
Дома, когда не хотели, чтоб понимали слуги, говорили по-французски; когда не хотели, чтоб понимали слуги и дети, – по-гречески. Греческому языку их не учили. Румынскому – с превеликим удовольствием, поэтому по-румынски А.И. говорил свободно. Таким образом, когда А.И. кончил классическое отделение, родители сказали: «Ну, теперь от Аристида нельзя ничего скрыть!»
А.И. накормил меня до отвала (даже севрюгой) в маленьком ресторанчике «Балтика» на Сенной, а в довершение кутежа упоил Гымзой.
А.И. любит рыбу и сухие вина, которые с водой с детства в Бессарабии[397] дают каждый день.
Доклады Альтмана всегда опирались на положения, которые он собирался высказать в следующем докладе. Греческой грамматики он почти не знал и переводил по наитию.
Егунов[398] обладал незаурядным литературным талантом и писал под псевдонимом Николев.
Егунов исследовал характер занятий Льва Толстого греческим языком и пришел к выводу, что [писатель] действительно освоил его за год, т. к. абсолютно не знал ни грамматики, ни характерных особенностей.
Отец А.И. хотел сначала, чтоб он был строительным инженером, потом математиком, и классическое отделение для семьи было неожиданностью. Тетка его Лукреция до самой смерти говорила: «Аристид кончил митологический факультет». Кузен его астроном[399].
Экскурсы в историю физики и естественных наук.
Гарвей и открытие кровообращения. На статье Гарвея президент Медицинской академии написал: «Всё это чепуха»[400].
Коперник был немец, во всяком случае, наполовину[401].
А.И. в гимназии учился в Варшаве. Математик его обладал прекрасным голосом и, если ученик ошибался, начинал петь на всю гимназию.
А.И. больше любил алгебру, чем геометрию.
В Варшаве А.И. заметил, что у него развилась близорукость, т. к. он потерял возможность различать номера на трамваях, которые писались не так, как у нас, а большими черными знаками на стекле.
Дм. Павл. Каллистов[402] был большим шутником и очень любил двусмысленности.
Ив. Ив. Толстой[403] – большой барин.
Толстого, Зелинского[404], Жебелёва, Малеина [405] А.Ф.Лосев называл «заядлыми немарксистами».
Свой первый доклад Альтман посвятил доказательству того, что «Илиада» – конская поэма, а все ее действующие лица – не люди, а лошади[406]. По этому поводу А.И. сочинил следующую пародию. Он объявил тираннию Писистрата конской тираннией, на основании того, что отца Писистрата звали Ἱπποκράτης, сыновей Ἱππίας и Ἵππαρχος, а сам он всегда побеждал в конных состязаниях. В довершение всего в броуронском святилище Нелеидов[407] почиталась конская голова.
Марина Скржинская[408] очень тяготилась своими тираннами [409] и говорила, что ее все называют Скржинская-тиранническая.
М.Е.Сергеенко[410] – ученица Меликовой-Толстой, которая училась у Виламовица[411].
А.И. только вчера, 20 июля 1973 года, отправил в ВАК отзыв на работу Е.В.Фёдоровой[412], которая была прислана к нему как к «черному оппоненту»[413].
В заключении многие выговаривали А.И. за то, что он даже к 14-летним воришкам обращался на «вы».
Восемь лет А.И. прожил в Луге, где работал над сочинениями Ломоносова[414].
А.И. любит Мандельштама[415].
За книгу об Аристотеле[416] А.И. получил 1-ю премию Ленинградского университета.
Мысль о рождении греческой художественной прозы из прозы документальной, составляющая одну из главных особенностей книги о Геродоте[417], родилась, как говорит А.И., в значительной мере в беседах с Лариным, при сопоставлении с германской прозой, выкристаллизовавшейся из лютеровой Библии, а та, в свою очередь, из канцелярской документации и русской прозы, появление которой связано с приказами.
М.Е.Грабарь-Пассек получила образование в Дерпте.
Откупщиков: «А.И., Вы совсем не потеряли суверенных прав на кафедру[418]. Если Вы захотите ими воспользоваться – пожалуйста, в любую минуту».
В сентябре будет доклад А.И. об изучении скифского логоса Геродота в иностранной науке.
– Жоржик, Вы мне напишете из Дерпта?[419]
– Конечно.
– Какое у Вас хорошее московское «конешно».
А.И.: «Я боюсь, что в Вашей жизни и работе женщины будут играть слишком большую роль. В моей жизни – они не играли никакой».
«Исторически анализируя текст, Вы начинаете с филологической критики, что очень хорошо».
«Вы не гениальничайте, работайте с текстом, вчитывайтесь в него».
«Самое опасное – вычитывать в тексте то, чего там нет. Этим болен Аверинцев»[420].
«Ученый, превращающийся в пророка».