Post scriptum

Это был 1997 год. За два года до того умер А.В.Михайлов, известный филолог-германист, переводчик, искусствовед, философ. Я, будучи по первому образованию филологом, хорошо знала его: мы в МГУ учились на одном курсе и в последние годы очень подружились. Наверное, поэтому в редакции «Русской мысли» мне (в соавторстве с Е.М.Царёвой) заказали статью о нем[498]. Переговоры со мной по телефону вел член редколлегии, представившийся как Георгий Петрович. Он сказал, что забежит за материалом в Консерваторию, но этого так и не произошло. Я была в недоумении, и тут мне позвонила моя бывшая ученица Марина Сторожко (Насонова), прихожанка храма Космы и Дамиана и регент хора, и сказала, что отец Георгий просит меня принести статью в церковь. Только тогда я поняла, что со мной говорил священник Георгий Чистяков, о котором я уже была наслышана и работами которого восхищалась.

Я пришла в храм после службы, часов в 12, как он и просил. В полупустой церкви я увидела его сидящим в окружении людей, с которыми он беседовал. Я подошла и сказала: «Я – Чигарёва». Он встал, улыбнулся, и неожиданно мы обнялись. Меня поразил тогда этот горячий порывистый жест, который, как я потом поняла, был для него очень характерен: знак открытости, готовности к дружбе. Удивительно, но мне показалось, что я его давно знаю.

В следующий раз, когда мы встретились, я попросила его быть моим духовным отцом. Реакция была необычной для священника: «Спасибо!» Так я обрела свой храм и своего пастыря[499].

Вскоре, как и другие, я получила номер мобильного телефона отца Георгия и как-то пыталась звонить ему с дачи, но было очень плохо слышно, и он не узнал меня. Я назвала себя и добавила: «Помните меня?» Тогда я еще не знала о его феноменальной памяти. В следующую нашу встречу, во время целования креста, он задержал меня и сказал, улыбаясь: «Надо же такую пакость сказать: помните ли вы меня!» (Отец Георгий любил иногда употреблять такие словечки – например, на вопрос о здоровье нередко отвечал: «Средней паршивости».)

Прошло около года, и на меня обрушилась беда – произошло несчастье с моей сестрой. Она очень переживала тяжелую болезнь своего мужа и, будучи в шоковом состоянии, неосторожно наклонилась над газовой плитой; загорелась одежда, волосы… «Скорая помощь» доставила ее в институт имени Склифосовского. Три дня она была между жизнью и смертью, а 26 ноября 1998 года умерла. Как только сестра попала в больницу, я бросилась к отцу Георгию с просьбой, чтобы он молился за нее. Силу этой молитвы я ощутила по своему состоянию: все эти три дня были для меня наполнены чувством ужаса, боли, напряжения – но вдруг меня «отпустило», впервые наступил покой. Когда потом мы говорили об этих днях, отец Георгий на мой вопрос: можно ли за нее молиться, ведь она не крещена (все мне говорили, что нельзя) – ответил так: «Не знаю; я, когда узнал, – это такой ужас! – я всё время молился». И очень просто добавил: «Христос ведь молился за некрещеных».

Этот страшный случай сблизил нас, вернее, приблизил меня к нему: я была в отчаянии, нуждалась в поддержке и обрела ее. Как-то в те дни, во время целования креста, он взял меня за руку и сказал – как заклинание: «Держаться, держаться, держаться!» – и эти слова буквально влили в меня жизненную энергию. Теперь я часто вспоминаю эти слова, интонацию, с которой они были произнесены, и это мне помогает.

В одной из проповедей, 12 мая 2001 года, отец Георгий с присущим ему юмором сказал: «Я себя могу сравнить с пастушьей собакой, которая бегает и следит, чтобы никто не потерялся, чтобы ни с кем ничего не случилось. На большее я не претендую. Но вот роль пастушьей собаки – она меня как-то устраивает»[500]. Я эту заботу испытала на себе.

Весной 2001 года у меня заболела любимая собака, которая жила на даче. Я возила ее по врачам, пыталась лечить, старалась быть с ней как можно больше. Фактически я переселилась на дачу, выезжая в Москву только на работу. Конечно, в таких условиях я «не доходила» до церкви и исчезла из поля зрения отца Георгия. В конце апреля собаку пришлось усыпить. Я переживала это очень тяжело («собачники» поймут меня) – и тут же уехала в Москву. Когда через несколько дней я вернулась на дачу, меня поразила пустота: нет веселого лая, преданных глаз, бурной радости, с которой собаки всегда встречают своего хозяина.

И в этот момент я услышала телефонный звонок. Я даже не сразу поняла, чей это голос, так как отец Георгий обычно мне на дачу не звонил. Но когда поняла, мне сразу стало так хорошо. Состоялся следующий разговор. «Я чувствую, что Вам очень плохо». – «Да, у меня были экстремальные обстоятельства, и я выпала из жизни». – «Ну, и что же мы с этим будем делать?» – «Я приду в церковь, обязательно!» – «Приходите, Евгения Ивановна, я так вас жду!» И сразу всё стало на свои места.