— О, — сказал Джек. — Не надо увольнения по болезни? Длительного отпуска? Может, там как-нибудь можно будет подлечить его слух, на водах? — он просительно заглянул в лицо Стивена, не питая, впрочем, особой надежды на успех: во всём, что касалось врачебного долга, Стивен Мэтьюрин не уступил бы ни Богу, ни чёрту. В делах такого рода на него не действовали никакие разумные доводы, ни даже дружеские отношения. Они ни разу не обсуждали офицеров, с которыми обедал Стивен, но желание Джека как-нибудь отделаться от своего первого лейтенанта, как и, собственно, его мнение о нём, было совершено ясно любому, кто знал его достаточно хорошо; тем не менее, Стивен лишь угрюмо взглянул на него, потянулся за скрипкой и проиграл гамму туда и обратно.
— Где ты её достал? — спросил он.
— Прихватил в ломбарде возле Салли-Порта. Она стоила двенадцать шиллингов шесть пенсов.
— Что ж, ты не прогадал, друг мой. Мне нравится её голос: очень тёплый, звучный. Ты всё же здорово разбираешься в скрипках. Давай, давай, не будем терять времени: у меня обход в семь склянок. Раз, два, три, — отсчитал он, отбивая ногой, и каюта наполнилась звучными руладами сонаты Корелли в обработке Боккерини, великолепной тканью музыки; скрипка вплетала свой высокий голос в переливы виолончели, и душа воспаряла куда-то, отрешаясь от работающих помп, от утомительного тявканья, от проблем командования — ввысь, ввысь — беседа двух инструментов: слияние, разделение, переплетение рулад, подъём на родные для них высоты.
Бледное, морозное утро в Даунсе: команда — за завтраком, Джек расхаживает взад-вперёд.
— Адмирал поднял наш номер, сэр, — сказал сигнальный мичман.
— Хорошо, — ответил Джек. — Гребцов в гичку.
Он ожидал этого с самой зари, когда доложил о прибытии; гичка уже стояла у борта, а парадный мундир лежал расправленный на койке. Он спустился к себе, надел его, снова поднялся на палубу и перелез через борт под свист боцманских дудок.
Море было восхитительно спокойным — было стояние прилива, и серая, холодная поверхность под свинцовым небом, казалось, замерла, чего-то ожидая — ни малейшей ряби, едва намёк на поднимающиеся ровные, спокойные волны. Позади, за уменьшающимся «Поликрестом», показался Диль, и далее за Дилем — Норт-Форлэнд. Прямо перед ним возвышался массивный корпус 74-пушечного «Камберленда» с синим вымпелом на бизань-мачте; затем, в двух кабельтовых от него, стояла «Мельпомена» — красавец-фрегат; за ней — два шлюпа и куттер, и далее, между эскадрой и Гудвиновыми мелями — вся вест-индская, турецкая, гвинейская и индийская торговля, сто сорок торговых судов, лес мачт, замерших в ожидании ветра и конвоя; в холодном воздухе все детали рангоута были отчётливо различимы — почти никакого цвета, только линии, но линии невероятно резкие и ясные.
Джек, собственно, разглядывал эту картину с самого утра, как только бледное солнце осветило её, и пока они плыли к флагману, мысли его приняли совсем другое направление: выражение его лица было очень серьёзным и даже замкнутым, покуда он поднимался по борту «Камберленда», салютовал квартердеку и приветствовал капитана, после чего его проводили в адмиральскую каюту.
Адмирал Харт ел копчёную рыбу и пил чай; на другом концом стола разместился его секретарь с ворохом бумаг. Харт разительно постарел с тех пор, как Джек видел его в последний раз; запавшие глаза, казалось, ближе придвинулись один к другому, отчего выражение его лица стало ещё более неискренним.
— Вот и вы, наконец, — вскричал он, впрочем с улыбкой, и протянул замасленную руку. — Вы, похоже, не очень-то торопились: я вас ожидал ещё три прилива назад, клянусь честью.
Честь адмирала была того же свойства, что и неторопливость Джека, и Джек лишь поклонился. Впрочем, Харт и не ждал ответа на своё замечание — просто машинальная придирка — и продолжал, неуклюже изображая фамильярность и дружеское расположение:
— Садитесь. Что это вы с собой сделали? Вы будто постарели лет на десять. Девчонки на задворках Портсмут-Пойнта, надо полагать? Хотите чашку чая?
Наибольшую радость в жизни Харту доставляли деньги, его главная страсть: на Средиземном море, где они вместе служили, Джеку необычайно везло по части призов, ему поручали крейсерство за крейсерством, и он положил в карман своего адмирала более десяти тысяч фунтов. Капитан Харт, в то время комендант Порт-Маона, к этому дележу, конечно, был непричастен, и его неприязнь к Джеку оставалась неизменной; но теперь он мог заработать на успехе Джека и старался выказать ему своё расположение.
Джек вернулся назад всё по той же тихой воде, но с немного просветлевшим взглядом. Он, правда, не понял, в чем причина благоволения Харта — это заставляло его нервничать, и тепловатому чаю тоже было неуютно у него в желудке; но, по крайней мере, его не встретили с открытой враждебностью, и ближайшее будущее было ему известно: «Поликрест» не шёл с конвоем, но должен был провести некоторое время в Даунсе для участия в укомплектовании команд эскадры и совершения беспокоящих атак на флотилию вторжения по другую сторону пролива.