Мистера Гудриджа, штурмана, было видно в свете фонаря нактоуза, он стоял позади старшего рулевого, что был за штурвалом. Этот замкнутый пожилой человек с богатым опытом был штурманом линейного корабля, но снят с должности за драку с капелланом и лишь недавно снова занесен в Список, и ему так же не терпелось ознакомиться с поведением «Поликреста», как и его капитану.
— Как вам судно, мистер Гудридж? — спросил Джек, приблизившись к штурвалу.
— Что ж, сэр, что касается рыскания — столь настойчивого никогда не видел.
Джек взялся за штурвал, и в самом деле, даже при такой скорости он чувствовал какое-то сильное постоянное сопротивление — «Поликресту» хотелось направить нос в самый глаз ветра. Он позволил кораблю податься в сторону, и тогда, за миг до того как заполоскали паруса, поворот вдруг прекратился, штурвал будто умер под его руками, и ритм неприятных спиралевидных движений полностью изменился. Джек не мог понять, что случилось, он был в растерянности; затем осторожно вернул «Поликрест» на прежний курс. Как будто у судна две оси вращения, если не три; очевидно, кливер, фок и риф на крюйселе в какой-то мере помогут удерживать его от рыскания, но это не объясняло другую проблему: малую чувствительность руля, внезапное отсутствие его отклика.
— Три дюйма в льяле, сэр, — доложил помощник плотника.
— Три дюйма в льяле, если вам угодно, сэр, — повторил штурман.
— Угу, — сказал Джек. Это ничего не значило: корабль по-настоящему никто не испытывал, он ещё не был в шторме; но, по крайней мере, это доказывало, что эти странные выдвижные кили и прочие, ещё не обнаружившие себя особенности наспех сработанного судна не привели к тому, что оно напрямую набирает воду: успокоительное размышление, поскольку у Джека были некоторые опасения.
— Без сомнения, мы выясним, какой дифферент для него предпочтительнее, — заметил он, обращаясь к штурману, и вернулся к фальшборту, почти неосознанно воспроизводя тот шаг, которым мерил квартердек маленькой «Софи», в то время как его мысли, ранее занятые пирушкой Пуллингса, затянувшейся суматохой отплытия — вознёй с запутавшимся канатом — и опасениями, связанными с набором хода на битком набитом рейде, теперь снова обратились к проблеме различных сил, воздействующих на судно.
Растопленная в первый раз печка камбуза выпустила дымок, который стало сносить ветром назад вместе с запахом овсянки; и в тот же самый миг он услышал, как принялись за работу баковые помпы. Под монотонную качку Джек, заложив руки за спину и спрятав подбородок в григо[77] от пронизывающего ветра, продолжал исследовать реакцию судна на незаметное действие течения, на боковые порывы ветра, водовороты там, в глубине, под его странно расположенными рулями: силуэт «Поликреста» ясно стоял у него перед глазами, словно был моделью под светом лампы.
Ютовые кропили квартердек из вёдер, старательно избегая попадаться ему на пути, потом появились матросы с песчаником. Боцман был на палубе — Мэллок, невысокий, с какой-то бычьей внешностью молодой человек, он был помощником боцмана на образцовом «Иксионе». Джек услышал его окрик и резкий удар трости: он отчитывал кого-то на баке. И всё это время с регулярными интервалами делала выстрелы карронада; стреляла, уже в отдалении, пушка с военного судна, рожки звучали уже со стороны порта, и равномерный речитатив человека, бросавшего лот с русленей — «отметка девять… хо-йо, хо-йо… восемь и три четверти».
…Конечно, прежде всего стоит заняться наклоном мачт. Джек был хорошим моряком благодаря скорее интуиции, чем науке и расчётам, и в его представлении ему рисовался силуэт «Поликреста» с бакштагами, которые натягивают до тех пор, пока мачты не встанут под правильным углом, и его внутренний голос не скажет ему «Вот так закрепить». Палубу тем временем уже скребли песчаником; она была просто ни на что не похожа после суматохи поспешного оснащения. Эти запахи и звуки были настолько знакомы, все эти бесчисленные сложности составляли такую значительную часть мира, который он знал с детства, что Джек ощутил, что вернулся в свою родную среду обитания. Не то чтобы он не любил сушу — знатное место, столько развлечений, столько веселья — но всякие трудности и сложности были там какими-то невнятными, неопределёнными, и настигали одна за другой, без конца: и — ничего, за что можно надёжно зацепиться. Здесь же, хотя жизнь во всех смыслах была достаточно непроста, он мог по меньшей мере попытаться справиться с тем, с чем пришлось столкнуться. В море жизнь имела то огромное преимущество, что...