Пост-капитан

Джеку, стоявшему на переполненном квартердеке, пришлось влезть в паузу между двумя приказами, чтобы сказать:

— Я в вашем распоряжении, сэр. — К нему обернулось осунувшееся, встревоженное, постаревшее лицо. — Могу я принять командование пушками на баке?

— Да, сэр. Принимайте.

— Идёмте со мной, — сказал он майору Хиллу, который переминался с краю. Они пробежали по переходному мостку к баковым восемнадцатифунтовкам (две из них — под форкастелем, две — снаружи, под мелким дождём). Пуллингс распоряжался орудиями на шкафуте; старший помощник — двенадцатифунтовками на квартердеке, мистер Вонд — кормовыми восемнадцатифунтовками опердека, загромождавшими салон и каюты, а наверху высокий худой мичман, выглядевший безнадёжно больным, слабо покрикивал на расчёт погонной пушки.

Баковая батарея левого борта — пушки под номерами один, три, пять и семь —прекрасные современные орудия с кремнёвыми замками, и две из них уже были заряжены, выкачены и ждали со взведёнными ударниками. Крышку порта номера первого заклинило, матросы в тесноте пытались вскрыть её ломами и гандшпугами, колотили в неё ядром, тянули порт-тали; отчётливо пахло сильно взволнованными темнокожими. Джек согнулся под бимсами и сел верхом на пушку; вцепившись руками в лафет, он пнул крышку со всей силы. От неё отлетели щепки и чешуйки краски, но сама она не шелохнулась, будто встроенная в борт. Три раза подряд. Он сполз с пушки, прохромал вокруг, осматривая брюк[50], крикнул «Поднять ствол» и, когда жерло пушки оказалось вровень с портом — «Готовсь!». Он потянул за спусковой шнур. Вспышка, приглушённый грохот (сырой порох, ей-Богу), и пушка отскочила назад. От разбитого порта поднялся едкий дымок, а когда он немного рассеялся, Джек увидел, что банящий номер уже за работой и банник в стволе, в то время как остальной расчёт натягивает откатную таль. «Знают своё дело», — подумал он с удовольствием, отдирая от петель обломки крышки порта. — «А чёртова главного канонира распять». Но времени на размышления уже не осталось. Пушку под номером три всё ещё не выкатили. Джек и майор Хилл ухватились за подкатные тали и на «раз-два-три!» сдернули её с места — лафет ударился о косяк порта, ствол выдвинулся на всю возможную длину. Номер пятый обслуживали всего четыре ласкара и мичман, лоток для ядер пуст, и только три пыжа: должно быть, выкатилась пушка сама по себе, когда они её отвязали и корабль качнуло на волне.

— Где ваши люди? — спросил он мальчика, взяв у него кортик, чтобы обрезать застрявшую снасть.

— Больны, сэр, все больны. Калим умирает — даже говорить не может.

— Скажите главному канониру, что нам нужны ядра и побольше пыжей. Давайте, живенько. Что вам, сэр? — спросил он другого мичмана.

— Капитан спрашивает, зачем вы стреляли, сэр, — сказал запыхавшийся мичман.

— Чтоб открыть порт, — ответил Джек, улыбаясь в его встревоженное лицо с круглыми глазами. — Передайте ему, с моим поклоном, что на палубе недостаточно восемнадцатифунтовых ядер. Поживей.

Мичман закрыл рот, проглотив остальную часть своего сообщения, и исчез.

Седьмая была в хорошем состоянии: расчёт в семь человек, подносчик зарядов стоял возле правого борта с картузом в руках, орудие выровнено по горизонту, лопари талей аккуратно уложены; всё как полагается на хорошем судне. Командир расчёта, европеец с проседью в шевелюре, нервно усмехнулся, нагнул голову и притворился, что разглядывает прицел. Беглый матрос, без сомнения — должно быть, когда-то служил с ним на одном корабле, потом дезертировал и теперь боится, что его узнают. Был артиллерийским унтер-офицером, судя по состоянию орудия и принадлежностей. Джек подумал: «Надеюсь, он умеет наводить пушку не хуже, чем…»