Пост-капитан

Он разглядывал её с самого начала разговора, и хотя неправдоподобно нежный цвет её лица был всё так же привлекателен, всё же она немного побледнела, как только потух румянец удивления. Она выглядела усталой, печальной, и глаза её не так сияли, как прежде — что-то ушло, погасло, испарилось.

— Дайте-ка я взгляну на ваш язык, моя дорогая, — сказал он, беря её за запястье. — Какой приятный в этом доме аромат, — заметил он, машинально считая пульс. — Фиалковый корень, так? В доме моего детства везде был фиалковый корень — запах встречал вас уже у дверей. Да-да. Так я и думал. Вы плохо питаетесь. Какой у вас вес?

— Восемь стоунов пять фунтов, — сказала София, повесив голову.

— У вас тонкая кость; но для молодой женщины вашего сложения этого недостаточно. Вы должны пить портер за обедом. Я скажу вашей матери. Пинта доброго стаута сделает всё, что нужно; ну или почти всё.

— Джентльмен к мисс Уильямс, — доложила служанка. — Мистер Боулз, — добавила она многозначительно.

— Меня нет дома, Пегги, — сказала София. — Попроси мисс Сесилию принять его в большой гостиной. Ну вот, я солгала, — сказала она, закусив губу. — Это ужасно. Доктор Мэтьюрин, вы не возражаете, если мы пойдем прогуляться в парк? Тогда это будет правдой.

— С превеликим удовольствием, дитя моё, — сказал Стивен.

Она взяла его за руку и быстро провела за живую изгородь сада. Когда они подошли к калитке в парк, она сказала:

— Я так глубоко несчастна, знаете. — Стивен сжал её руку, но промолчал. — Это всё этот мистер Боулз. Они хотят, чтобы я вышла за него.

— И это для вас неприемлемо?

— Я его просто терпеть не могу. О, я не хочу сказать, что он груб, или нелюбезен, или хоть в малейшей степени непочтителен — нет-нет, это очень достойный, уважаемый молодой человек. Но он такой нудный, и у него потные руки. Он сидит на софе и томно вздыхает — то есть, я думаю, что это он думает, что томно вздыхает, и так мы сидим часами, и иногда мне кажется, что если он ещё хоть раз вздохнёт, я воткну в него ножницы. — Она говорила очень быстро, и теперь снова порозовела — от негодования. — Я всегда стараюсь удержать в комнате Сисси, но она сбегает — мама зовет её, и тогда он пытается взять мою руку в свою, и мы начинаем медленно передвигаться вокруг стола — просто смехотворно, в самом деле. Это всё мама — никто, конечно, не может быть более добр ко мне, чем моя дорогая мама — это она заставляет меня видеться с ним, она будет очень раздосадована, когда узнает, что он меня сегодня не застал, а ещё мне приходится давать уроки в воскресной школе — по этим противным брошюркам. Я ничего не имею против детей — бедняжки, у них всё воскресенье испорчено, ещё и после долгой церковной службы; но мне так ужасно стыдно ходить по домам селян — учить женщин, что вдвое меня старше, имеют семью и знают о жизни в сотни раз больше меня — говорить им, как экономить, содержать дом в чистоте, и не покупать лучшие куски мяса для их мужей, потому что это — роскошь, а Господу угодно, чтоб они были бедными. А они так вежливы, но я-то знаю, что они наверняка считают меня высокомерной дурочкой. Я немного умею шить и готовить шоколадный мусс, но не более способна вести дом и кормить мужа и маленьких детей на десять шиллингов в неделю, чем командовать кораблём первого ранга. Да кем они себя считают? — воскликнула она. — Только потому, что умеют читать и писать!

— Я тоже задавался этим вопросом, — сказал Стивен. — Этот джентльмен — пастор?

— Да. Его отец — епископ. И никогда я не выйду за него, даже если мне суждено умереть старой девой. Есть только один человек на свете, за которого я выйду, если он захочет взять меня в жёны — и он пришёл ко мне, а я его оттолкнула.

Слёзы, которые уже давно стояли в её глазах, теперь побежали по щекам, и Стивен молча вручил ей чистый носовой платок.

Они некоторое время шли молча: мёртвые листья, покрытые инеем, пожухлая трава, голые деревья. Миновали одну и ту же ограду дважды, потом трижды.

— Вы не могли бы дать ему знать? — спросил Стивен. — Он сам теперь не может сделать первый шаг. Вы же сами отлично знаете, как общество посмотрит на мужчину, который делает предложение наследнице, когда у него нет ни денег, ни перспектив, и к тому же он весь в долгах. Вам прекрасно известно, что ваша мать ответит на подобное предложение: а он щепетилен в вопросах чести.

— Я писала ему: я сказала ему всё, что только допускала скромность, но даже и так — это было очень, очень прямолинейно, чудовищно прямолинейно. Совсем нескромно.

— И слишком поздно.

— Слишком. О, как часто я повторяла это себе, и как сожалела об этом! Если бы он только хоть ещё один раз приехал в Бат — я знаю, мы бы достигли взаимопонимания.

— Тайная помолвка?