Послушай, это Жизнь

Только было странно грустно, совсем чуть-чуть. Такое странное чувство грусти на самом краю, словно печальный ангел парил за спиной. Иногда, засмотревшись на детей с красными на морозе щеками, я оборачивался, но никого не видел. Тихий голос молчал внутри меня. И я не мог понять, о чем он молчит.

Я справился с подарками на удивление быстро. С елкой было сложнее – тридцатое все же… Вечером, доставая игрушки и гирлянды, я вдруг поймал странную улыбку на своем лице. Я думал: что бы она могла значить? Я думал, что ужасно грустно наряжать елку в такой тишине, ужасно, когда никто не смеется в преддверии сказочного праздника, когда улыбка печальна, когда она от безысходности.

А новый год, как Рубикон, подбирался к моему порогу.

Утро внезапно ворвалось в мое сознание. Я проспал. Глянул на часы и вскочил с кровати так резко, что закружилась голова. Даже если бы я прямо сейчас влетел в кабинет главного редактора, то все равно опоздал бы на начало планерки. Вы не замечали, что когда звонит начальство, то даже телефон звучит как-то противно? Еще противнее, наверное, только будильник, хотя это все же спорный вопрос.

Впрочем, разговор с Мишкой тем утром получился забавный. Ах да, Мишка и есть мой главный редактор. Сразу после моего невнятного «да» он выпалил:

– Я знаю, что я козел, ублюдок, и вообще ужасней начальника не придумать, но если ты сегодня приедешь в издательство хотя бы на час, я дам тебе отгул в любой день по первой просьбе.

Я ничего не сказал. Я стоял, раскрыв рот и глупо хлопая глазами.

– Чего? – выдавил я из себя, лихорадочно соображая, где же я просчитался, мягко говоря: сегодня еще воскресенье или уже первое января?

– Саш, слушай, очень надо. И неплохо бы прямо сейчас.

– Ну, я как бы собирался, просто проспал.

Теперь молчал он.

– Зачем? – по-моему, глупый вопрос, хотя начальству, конечно, виднее. Это сарказм.

– Ну, сегодня же понедельник.

Готов поспорить, что Мишка подумал: «Кто из нас двоих идиот?» – потому что я подумал именно это. Но, надо отдать ему должное, он первый взял себя в руки. Ну а как иначе, он же главный. Это я шучу. Опять.

– Саш, а ты не слышал, что Зоя (это наш Биг Босс – наша хозяйка) выдала всем по выходному 31-го числа, чтобы елку украсить?

Я подумал, что, видимо, совершенно оторвался от реальности, но это меня ничуть не огорчило. Здорово, сегодня выходной.

– Так ты приедешь?

– Да, конечно, буду через полчаса, если дороги не перероют.

– Не сегодня, Саш! Новый год, помнишь? Жду.

Сказать, что у меня было отличное настроение, – ничего не сказать.

Дел в издательстве действительно было на час. Я подумал, что это, пожалуй, впервые. Наверное, просто Миша спешил домой. Я знал, что у него двое сыновей.

Я еще немного задержался после того, как мой обожаемый начальник унесся домой со скоростью голодного гепарда. Он действительно отличный парень. Серьезно. И я искренне пожелал ему не встретить никого на дороге.

Я подумал, что в редакции тишина совсем не такая, как дома. Она выталкивала меня из своих владений, но я сопротивлялся: надо кое-что доделать, раз приехал. Мне-то спешить не к кому. Было не по себе. Я сказал:

– Ну что, Софи, посмотрим, что тут у нас?

И улыбнулся.

К обеду пошел снежок. Не снег, а так, снежок. Легкий, немного суетливый. Не думаю, что мой ужин можно назвать праздничным, но по такому поводу я позволил себе купить бутылочку хорошего шампанского. Странно, но 31 декабря может показаться самым обычным днем, если ты не собираешься праздновать. Впрочем, меня хотели переубедить, но настроения не было.

Новый год начался в 21.00: я закончил уборку, готовку и прочее, поздравил всех, кого, как мне показалось, стоит поздравить, отключил телефон, сложил подарки для родных и близких под елку, накрыл столик в гостиной, налил себе шампанского и выключил везде свет. Было еще тихо, хотя, по-моему, у соседей начиналась гулянка. Тоже правильно.

Сначала было очень непривычно, мысли неохотно бродили в голове, я вылавливал их по одной, рассматривал, понимал, что они мелкие и глупые, и выпускал на свободу.

В темноте мигала елка. Быстрее, медленнее, красным, зеленым, желтым, синим, всеми вместе…

Мысли, мелкие и невзрачные, сменяли друг друга чаще, чем гирлянда меняла цвет.

А потом я думал о Софи: «Сегодня не такой снег. Хотя здорово. Действительно Зима».

Я вдруг сказал:

– Софи, а помнишь, ты написала: «Я не хочу холодов». Наши желания далеко не всегда что-то значат, правда?

Я вновь чувствовал, что она здесь, в этой комнате. И мне это нравилось. Я знал, что она сидит на полу под елкой и смотрит на мерцающие огоньки. Я не видел ее, но она была там. Мне казалось, я вижу ее силуэт в те мгновения, когда гаснут яркие праздничные лампочки и комната погружается в ночь. Я боялся не то что двинуться, шелохнуться, чтобы не потревожить невесомую тень моей гостьи. Она не смотрела на меня. Софи сидела, обхватив коленки руками, как маленькая девочка, как в детстве. Я не видел ее, что, впрочем, ничего не значит.

Я сказал ей:

– Софи, вот и Новый год.

Мне показалось, она стала печальней…