Последний сын графа

Имя мальчику уже выбрали, – Рихард, в честь пращура, который первым решил привести в свой замок вторую жену. Сыновья Себастьяна могли называть на P или R и благозвучных среди них почти не осталось. Рихард же, при желании, мог называться Ричардом или Ричем.

К тому времени, как я проспалась, его уже так и звали. И Лиз, и Мария и даже Маркус с отцом. Только Марита по-прежнему пыталась заставить их всех одуматься: ей не нравилось, что имя выбирал Себастьян.

Рич.

Он заслуживал это имя. Только родившись, он заявил права на несколько крупных капиталов и все уже по разу успели пошутить по этому поводу и даже позвонить дяде Марти, когда вдруг:

– Что сказал Басти? – спросил кардинал, как-то нетрезво хихикая. – Небось, напился уже на радостях? Позови его…

– Эм-м-м! – Лизель ошеломленно моргнула.

– О! – опомнилась я.

Беременность протекала настолько легко, что мы занимались сексом почти что до самых родов. В буквальном смысле: воды отошли в тот момент, когда я принимала душ, проводив до дверей Себастьяна. Я тут же закричала, что началось и акушерки увели меня в специально приготовленную комнату, а через три часа уже поздравили с сыном.

Маркус, привыкший наблюдать, как Марита раз за разом рожает мальчиков, которых отец лаконично зовет «приплодом», решил подождать, пока все закончится. Лизель все время была со мной. Мой отец приехал, когда все уже закончилось. Видеть Себастьяна он, понятно, не захотел.

Лишь когда Мартин спросил, как тот среагировал, всем стало чуть-чуть неловко. Даже Марите, которая прискакала одной из первых. Лизель быстро вышла из положения, накинувшись на нее.

– Ты что, специально ничего ему не сказала?! Я думала, его дома нет!

– Но он никогда не интересовался детьми! – смущенно объяснила та. – Я как-то и не подумала… Он заметил, что у нас дети есть, когда Филипп смотрел «Черного красавчика»!.. Он хлопал в ладошки и кричал: «Лошадь, как у папы!» и граф сказал: «Господи, мой сын – мальчик?»

Лизель пожала плечами.

– Марита права. Сейчас позвоню им в дом и попрошу, чтоб его известили, как только он вернется с конюшни. Ты сам прекрасно знаешь, как Себастьян относится к своим лошадям и как к своим детям.

Мартин чуть поворчал, но признал ее правоту и попросил сказать «крошке Виви», что она умничка. Крошка Виви, которой только что крепко-забинтовали грудь, была занята. Выслушивала от Мариты, какая она эгоистичная дура.

– Ты не понимаешь, – возмущалась она, пока я держала Рихарда на коленях, раздумывая, как смогла выпихнуть это из себя и при этом выжить. – Ребенку необходима грудь!

– Мне она тоже необходима!

– У меня сердце разрывается, когда я смотрю на этого крошечку, и думаю, что ты не хочешь его кормить.

– И ты решила угробить мои соски, чтоб твое сердце не разрывалось!

–Лизель!.. Скажи ей!

– Лизель, скажи ей!

– Я тебе позже перезвоню, – проговорила Лизель на заднем фоне и устремилась к нам. – Да что вы опять ругаетесь, как лесбийская пара?.. Э.. Себастьян? О, Себастьян, поздравляю! Как раз собирались тебе звонить.

Мы с Маритой перестали ссориться и, смущенные обернулись ко входу.

– Что это? – уставившись на ребенка, чуть слышно выдохнул счастливый отец.

И лишь потом, когда вся нелепость вопроса, уместилась у него в голове, граф подошел к нам и опустился на колени перед кроватью.

– Черт, Ви! И у тебя человек. Я же просил жеребчика!..

– Ты хоть раз в жизни можешь нормально отреагировать? Без дурацких шуток?! – спросила Марита, но мне показалось, что в глубине души, она удовлетворена.

– Ты никогда не изменишься. Никогда!

– А с чего ты взяла, будто я хочу измениться? – ответил он.

Я, лично, нравлюсь себе как есть

Новый ребенок в семье, всегда был событием.

Рихард был не просто ребенком, он был самым богатым графским ребенком. Его признал своим наследником Мартин, как обещал. Лизель свое завещание не меняла, но я была ее основной наследницей, так что Рихард наследовал бы за мной. Решение Ральфа стало для меня неожиданным, а Филипп сказал, что если не потратит все деньги на инвестиции, то тоже, пожалуй, упомянет брата.

Всем подали шампанское и Себастьян первым поднял бокал.

– За моего сына!

Рене, которого болезнь лишила надежд, – хотя все в один голос твердили, что это все ерунда, – расплакался, словно маленький, уткнувшись в локоть Мариты. Та под каким-то предлогом быстро от него отошла и бедный, забытый всеми ребенок, остался со своим горем наедине.

Слишком взрослый, чтоб к нему бросались сердобольные женщины. Слишком маленький, чтобы пережить это все достойно.

Лизель, вздохнув отошла от Мартина, прижала Рене к себе. Не знаю, что она ему нашептала, но вскоре у мальчика заблестели глаза, он вытер мордочку и послушно высморкал нос. Лизель положила руки ему на плечи и с самым серьезным видом указала на Себастьяна.

Я видела, как он подошел к отцу и что-то спросил, а тот присел на корточки и взяв его личико в руки, что-то сказал. Серьезно и веско. Обрадованный Рене крепко обнял его за шею и радостно расправив руки, как крылья, побежал к лестнице. Себастьян извинился перед гостями и пошагал за ним.