Последний сын графа

– И вновь, спасибо! Послушай, Марита, графиней навсегда останешься ты, – сказала я, уважительно. По крайней мере, стараясь, чтобы так оно прозвучало. – И я не собираюсь ругаться с тобой из-за того, в чем ты ни черта не понимаешь… Я пришла потому, что нам предстоит жить вместе, делить одного мужчину и быть матерями его детей. И я не хочу быть твоим врагом. Чего я хочу, тебе и даром не надо. К чему нам ссориться? И тем более, затевать войну? Я очень любила тебя, когда была маленькой. И я надеялась, что ты станешь моей свекровью, а не старшей женой. Но вышло так, как все вышло! И если ты хочешь со мной сражаться, помни: однажды, я избила собственную мать. За то, что она мешала мне трахаться со своим мужем, который ей даром не нужен был!

Ее губы вдруг задрожали, лицо подергивалось, словно она с трудом сдерживала слезы.

– Я так мечтала, – сказала она с рыданием, – что ты выйдешь замуж за моего Рене! Я так любила тебя, любила твои ужимки и твои туфельки, и твои чайные вечера. Я так надеялась назвать тебя своей дочерью, а вместо этого…

– Ох, Марита, прекрати!.. – я замерла, не желая ни прикасаться к ней, ни обнимать в утешение. – Я никогда не любила Рене, я всегда любила Фила и Ральфа. Он был бы глубоко несчастен со мной, я изменяла бы, а ты меня ненавидела бы… как сейчас ненавидишь. Рене не вернуть, так хотя бы он не страдает.

Она зарыдала громче; готовая ее придушить за этот шантаж, я нехотя протянула руку и коснулась ее плеча.

– Это несправедливо! – прошептала она. – Это несправедливо! Всю жизнь я старалась, жертвовала всем, а что в итоге? Шестеро мальчиков и ни один не годится.

– С Младшим, пока что еще ничего не ясно, – сказала я. – Себастьян любит его и может статься, что наследником станет он.

– Это не мой Рене!

Марита уже всерьез решила начать истерику. Я отвернулась, встала и отошла к окну. Из кабинета были видны Развалины и за ними, слева, наш дом. Дом, ради которого все это затевалось.

Сперва Элизабет, пятнадцатилетняя, ранняя, влюбилась в сорокалетнего светского льва. Спикера семьи, второго человека из Штрассенбергов. Перевернула мир с ног на голову, попрала все правила приличия, порвала с семьей, но вышла за него замуж. Они были вместе долгих и очень горьких семь лет.

Затем пришла Джессика, дальняя родственница Лизель. Почти сирота и очень, очень богатая. Родственники стервятниками парили над ней, в надежде прибрать к рукам ее и наследство. Элизабет оказалась быстрее всех. В шестнадцать Джессика полюбила Маркуса, но тот был с самого детства Маркус. Она добилась бы большего с одной из парковых статуй!.. К счастью, вернулся Фред.

Священник, ему было тридцать три. Ни то, ни другое, Джесси не волновало. Они были счастливы много меньше. Около года. Мое рождение отдалило их и отдаляло все дальше, пока Джесс не спятила и не прыгнула с балюстрады, разбившись насмерть. Раз и конец.

Теперь была моя очередь.

И я понятия не имела, что меня ждет. Графиня никогда не казалась счастливой женщиной.

– Я была хорошей женой. Я вела дом и рожала детей, пока мне позволяло здоровье. А он изменял мне всю мою жизнь!.. – не унималась Марита за моей спиной. – И, если ты думаешь, твоя молодость что-либо изменит, не обольщайся. Как только ты забеременеешь, он сразу же ляжет в постель к другой! Не веришь, отметь в календарике дни рождения Филиппа и Ральфа!..

Я просто молчала. Она не врала. Я и без календариков знала, когда у них дни рождения. Мои кумиры, мои «бойфьенды». Они разбили меня на части. Совсем как Доминик разбил Лизель; точно так же, как Фред разбил Джесс. Когда я рожу наследника, Себастьян вернется к толстозадым брюнеткам, а я останусь ни с чем. Одна в холодном пустом крыле. И мне не нужно ругаться с хозяйкой дома.

Я понимала это, потому и пришла.

– Я всегда была внимательна к тебе, – продолжала Марита. – Даже когда моего Рене не стало, ты продолжала получать приглашения и сидеть у всех на виду за моим столом. Ты говоришь, что предлагаешь мне свое уважение, но вместо этого, игнорируешь мои вечера. Напоказ! Жестоко и откровенно! Ты, может быть, думаешь, что наказываешь графа, но на самом деле, ты меня унижаешь! Все шепчутся за моей спиной!

– Никто не шепчется за твоей спиной! Твои художники говорят только о себе, а гости просто стараются не заснуть. Это не шепот, это они зевают!..

Марита резко прекратила рыдать и стала еле слышно сморкаться.

– Они талантливы! – сказала она. – Но слишком недооценены.

– Им это кажется, потому что они постоянно переоценивают себя!

– Ты просто повторяешь гадости вслед за графом. Ты лишь натурщица, не искусствовед!

– Ты всегда зовешь его графом? Даже наедине?

– Мы не бываем наедине с тех пор, как мне удалили… по-женски.

– Я имела в виду не секс. Вы же живете вместе, вы же разговариваете. Хотя бы приемы планируете, ну или там, будущее детей!

Графиня гомерически рассмеялась. Я даже не думала, что в этом крошечном теле, может рождаться такой зловещий и грубый смех.