Себастьян вздохнул. Как он хотел бы, чтобы у одного его сына были светлые волосы, а у другого – светлая голова. Его согласие не имело решающего значения. Он поступил так, как было нужно. Поступил, как выгоднее для всех. Но только Ральф, похоже, понимал это.
– Да прекрати ты уже! – цыкнул он. – Ты думаешь, ему сейчас нужны новые младенцы и новая маленькая жена на пару лет старше своих младенцев?
– А что – нет?
– Ну, конечно, нет! Твоя мать скандалит, как обычная прачка, с тех самых пор, как это стало известно. Что с нею будет, когда Верена родит? И ему тянуть это все до конца жизни!.. Плюс, еще лотерея с этим новым ребенком! Тебе он просто соперник, а для отца это будет сын! И опять же, еще, Верена.
– А, да. Верена. Как вспомню ее сиськи, аж дрожь берет.
– Заткнись! – опять взвился Ральф. – Заткнись, иначе я тебе просто врежу! Если уж выбирать между вас двоих, то я предпочту отца. Он о ней заботится. А ты… Ты просто жадный, больной урод!
Филипп, наконец, заткнулся.
– Спасибо, сын, – граф встал, но из-за стола не вышел. – Хоть я и встретил тебя уже почти взрослым, я очень тебя люблю! На случай, если ты вдруг не знал. Я благодарен тебе за твою поддержку. Надеюсь, мой новый сын мозгами пойдет в тебя.
– Фил – лучший управленец из всех, с кем я работал после, – возразил Ральф.
Филипп привычно окрысился:
–
Себастьян сделал вид, будто не расслышал.
– Последний раз, Филипп: либо ты сейчас пойдешь к ней и сделаешь предложение, либо заткнешься и никогда больше не откроешь свой рот!
Филипп невесело рассмеялся.
– Пап, ты, вроде бы не дурак и с женщинами знакомишься… Ты, правда, не понимаешь? Она уже не хочет меня.
– С чего вдруг? Титул ей не достанется, а сам я… Мне полтинник, как ты и сказал.
Филипп опять рассмеялся. Даже Ральф уважительно хмыкнул.
– Пойду попрошу, чтоб тебе принесли лимон.
Они вышли, – уже расслабленные, – в душе посмеиваясь над своим наивным отцом и Себастьян честно смотрел им вслед, изобразив недоумение третьей степени. И лишь когда дверь захлопнулась, он закатил глаза и сел, откинув голову на тугой подлокотник кресла.
–
Все он понимал!
Верена:
Когда я была еще девочкой, мечтающей получить Филиппа, мне очень нравилась его мать. И я старалась ей нравиться. Когда Джесс стала его женой, она уцепилась за ту же тактику. И Лизель, которая не любила Джессику, но любила власть, решила дать ей совет.
Джессика к тому времени уже сама догадалась, что если бы она с самого начала слушала Лизель, а не орала на моего отца, они бы до сих пор были вместе. Поэтому Джесс слушала внимательно, и я, сидя рядом, всегда мотала на ус.
Лизель говорила, что нравиться матери своего мужчины, это последнее, что должна делать молодая жена. Не нужно с ней враждовать, но и дружить, тоже. Дружба, как и любовь, плавит личности. Превращает двоих в одно. В мире, – говорила она, – не так уж много настоящих Эдипов. Может, они и женятся на своих мамашах, но трахаться потом начинают на стороне.
– Его мамаша настолько леди, что даже член ко рту подносит на вилке! – тоном приличной школьницы отчиталась Джесс и мы покатились со смеху. – Я так не смогу: ты меня иначе воспитывала…
Ее голос сорвался вдруг на фальцет, Джессика умолкла и сгорбилась, изменившись в лице.
– Папочка, – чуть слышно выдохнула она.
– Звездочка, – вырвалось у Лизель. – Деточка, ну не надо…
Но Джесс внезапно вскочила и вылетела из комнаты, зажав рукой рот. Я удивленно посмотрела ей вслед и подошла к Лизель, распахнувшей объятия. Я никогда не слышала, чтоб она называла Джесс Звездочкой и внезапно, впервые вдруг поняла: было время – все было по-другому. До моего рождения Джесс была другой. И Лизель, возможно, ее любила.
– Не дай бог кому-то такой судьбы, – прошептала она, уткнувшись в мое плечо.
Весь этот разговор почему-то вспомнился мне у графского дома, когда я ждала, нажав на дверной звонок. Именно Лизель решила устроить мою судьбу, «как лучше», но я все чаще видела пересечения с судьбой Джесс. И все чаще, – теперь, когда она умерла, я вспоминала хорошие эпизоды и грусть с каждым разом становилась сильней.
Дверь открыла Виктория и сразу же повела меня в кабинет.
Не в маленький розовый рай с атласными стенами и мебелью в духе Барби, а в лаконичную комнату с камином в стене и большим дубовым столом, перед которым не было кресел для посетителей.
Марита уже устроилась в большом рабочем кресле Себастьяна, в котором была похожей на Златовласку, залезшую на стульчик Папы Медведя. Самого графа не было, и я позволила себе вольность – присела на край стола. Вызвала меня, словно Мефистофеля, пусть теперь попробует подчинить.