Последний полет орла

Клерки завели разговор с маклером; ближайшие к ним кучки взволновались. «Еврей покупает, еврей покупает», – прошелестело по залу. К Ротшильду никто не подходил и ни о чём его не спрашивал. Хотя он и являлся уже четвертый год членом Биржи, специально для этого перейдя в британское подданство, приятелей здесь у него не было. Вернулись клерки: сделка согласована, какие еще будут поручения? Ротшильд спросил, о чём говорят остальные. Оказалось, какой-то джентльмен, сегодня утром приехавший из Бельгии, сообщил кому-то в Сити, будто Наполеон разбит. Хорошо, тогда еще облигации Банка Англии на пятнадцать тысяч. И, пожалуй, еще консолей на тридцать пять.

Вокруг маклеров теперь роились клерки: раз еврей покупает – дело верное!

* * *

Вахтенный перевернул склянку и дал три сдвоенных удара в колокол: одиннадцать утра.

– Земля прямо по носу! – прокричал впередсмотрящий с фок-мачты.

Белые скалы берега было видно и в подзорную трубу – до них оставалось полтора десятка миль, но ветер, стихший еще вчера вечером, даже не думал надувать паруса.

– Боцман, первую шлюпку к спуску!

Капитан Уайт похлопал по плечу истомившегося майора Перси: всё будет хорошо.

Двухмачтовый бриг «Перуанец» покинул Остенде во вторник в два часа пополудни, намереваясь к ночи быть уже в Дувре, однако коварный штиль порушил все планы. Но ничего, и не из таких передряг выпутывались! Четыре матроса первыми спустились в шлюпку, приняли у майора два французских знамени и сумку с почтой, помогли сойти ему самому и капитану.

– Отваливай!

Гребцы вставили уключины, разобрали весла, шлюпку оттолкнули от борта.

– На воду!

Сильным течением шлюпку сносило вбок. «Навались!» Майор и капитан налегали на весла вместе со всеми. После трех часов напряженных усилий лодка наконец-то чиркнула килем о дно. Перси выбрался из нее и на подгибающихся ногах, по щиколотку увязая в песке, побрел к рыбацкому поселку, опираясь на «орла»; второе знамя нес гордый этим матрос, еще один тащил сумку. Два гребца остались сторожить шлюпку.

Их снесло севернее Дувра – к Бродстейрсу, но и там имелась почтовая станция, а до Лондона оставалось восемьдесят миль. Простившись с капитаном, майор кое-как поместился в коляску со своими «орлами» и помчался в столицу.

На Перси всё еще был алый бальный мундир, отделанный золотым шнуром, некогда белые бриджи, чулки и туфли – всё это изгвазданное, в пыли, крови и грязи. Его галстук размяк и почернел, подмышками расплывались темные пятна – вот уже шесть дней, как он не переменял одежды! Но это пустяки, могло быть гораздо хуже. Генри приложил левую руку к груди, нащупав уплотнение под мундиром, – да, всё на месте.

Там, на балу, когда он уже собирался уходить, леди Джорджиана Леннокс, дочь герцогини Ричмонд, подарила ему свою сумочку-кошелек из красного бархата – «на счастье». Тогда он просто поблагодарил и сунул подарок за пазуху – все думали только о предстоящем сражении. Но уже после Ватерлоо Генри всё чаще и чаще возвращался мыслями к сорванному балу. Леди Джорджиана сделала ему этот подарок с досады: он был ее кавалером в англезе, кадриль же она обещала Александру Хэю, но тут всех офицеров вызвали к своим частям, и корнет радостно убежал на свидание со славой. Сумочка-талисман наверняка предназначалась Хэю: майор Перси достаточно опытен в любовных делах, чтобы не заметить взглядов, которые семнадцатилетняя девушка бросала на девятнадцатилетнего корнета. И вот Хэй убит, а он даже не ранен…

В Кентербери остановились, чтобы сменить лошадей. «Орлы», торчавшие из коляски, привлекали внимание, к почтовой станции отовсюду стекались люди. Утром кто-то пустил слух, что Наполеон победил, англичане разбиты; майор разоблачил эти нелепости, его славили и благословляли. Ситтингбурн, Рочестер, Дартфорд – повсюду явление гонца вызывало радость и ликование. Вот и Лондон – темная каменная громада на фоне розового заката. За коляской бежала толпа, постепенно разрастаясь. На Даунинг-стрит майору сообщили, что кабинет в полном составе обедает у лорда Харроуби на Гровенор-сквер, пришлось ехать в Мэйфэр. Шумное людское море растеклось по широким сумеречным улицам; в окошки застрявших в нём карет высовывались рассерженные головы – и расплывались в улыбке, узнав, что случилось. Коляска остановилась у красивого трехэтажного дома с пилястрами и бельведером; в освещенных окнах замелькали испуганные женские лица.

– Победа! Победа! – завопил Перси. – Буонапарте разбит!

«Победа!» – подхватила толпа. Незнакомые люди обнимались друг с другом, радостные крики слились в неясный рев. Усталый гонец вошел под арку, почтальон тащил за ним сумку; обычно чопорный граф Ливерпуль в темно-зеленом фраке и белоснежном галстуке уже спускался по лестнице ему навстречу.

– За победу и за вас, сэр! – он поднял свой бокал. Его щеки румянились от выпитого.