Магдалена беспомощно оглянулась на дверь, в проеме робко стояла Эмма.
– Эмма, скажи Джозефу: пусть принесет сюда подушку из кареты.
Совместными усилиями они заменили подушку. Теперь Уильям полулежал, и ноги наконец-то распрямились. Зато он побледнел и покрылся испариной.
– Уильям, милый, может быть, тебе нужно дать лекарство? Мне ничего не сказали…
Он снова устремил на нее свой ласковый взгляд и погладил ее руку большим пальцем.
– Вы хорошая сиделка, леди де Ланси?
– Не знаю, у меня не было опыта…
– Ваш муж будет хорошим пациентом и беспрекословно станет исполнять всё, что вы ему велите, но когда он поправится, то превратится в сердитого брюзгу. Согласны ли вы на такие условия?
– Любимый, я согласна на всё, лишь бы тебе стало лучше.
Нужно было как-то устраиваться. В доме не оказалось ничего: ни мебели, ни посуды, если не считать оловянной кружки и видавшего виды закопченного чайника; Уильям лежал на соломенном тюфяке без простыней и одеяла. Магдалена вспомнила, как болела сама в Дангласском замке – в чистой сорочке, которую часто переменяли горничные, на душистом постельном белье, утопая в пуховых подушках… Чай ей приносили на подносе в фарфоровых чашках, на обед готовили любимые блюда, в остальное время ходили на цыпочках, чтобы не беспокоить, – а здесь громыхают по камням колеса и громко разговаривают.
Чей это дом? Уильям понятия не имел. Джозеф пошел на разведку и вскоре вернулся с испуганной женщиной, вытиравшей руки о передник. Магдалена заговорила с ней по-французски. Да, это их дом, их с мужем, только сейчас они оказались изгнаны в опустевший хлев. Они и раньше жили небогато, а теперь и последнее потеряли. Солдаты приходят, требуют того, другого – а им самим в рот положить нечего. Еды здесь не достать и за деньги, за ней надо ехать в Брюссель. Вода? В колодце. Кухни нет, во дворе сложен очаг, там можно что-нибудь стряпать. Отхожая яма – за домом.
Магдалена готова была бить себя кулаками по глупой голове. Потратить целые часы на ожидание, вместо того чтобы запастись нужными вещами! И генералы тоже хороши! Нет чтобы сказать: «Ваш муж жив, ему нужны сменная сорочка, тарелка, ложка, чистая постель, чай, сахар, лимоны, чтобы делать лимонад», – она бы сразу поверила и не сходила бы с ума! Подумать только, она могла бы заехать в Брюсселе на их квартиру в Парке и забрать вещи Уильяма – но нет, теперь придется посылать туда Джозефа, который неизвестно когда вернется!
Джозеф принес ведро воды из колодца и развел огонь в очаге, на огонь поставили чайник. Пришел какой-то офицер – навестить Уильяма – и церемонно представился Магдалене, дав ей свою визитную карточку. Эту карточку она превратила в ложечку, чтобы напоить Уильяма горячим чаем с размоченным в нём сухарем. Какое счастье, что они в Бельгии, а не во Франции, иначе хозяева, пожалуй, уморили бы их, вместо того чтобы делиться последним.
– Жаль, что без молока, – сказал Уильям с тихой улыбкой.
Разговор с офицером явно утомил его. Магдалена вышла к солдатам, оставленным Сковеллом, и велела им никого больше не пускать: полковнику надо отдохнуть. Но почти тотчас явился аптекарь. Он был весь в пыли, в разбитых башмаках, и от него на версту разило по́том: чтобы добраться сюда, ему пришлось проделать много миль пешком через поля. Уильям знал его и поделился своей радостью: к нему приехала жена! Аптекарь поднял к Магдалене потное красное лицо с грязными потеками. Это был еще молодой мужчина, хмурый от усталости. Магдалена не внушила ему доверия; он стал объяснять Эмме, как разводить в воде порошки и в каком порядке давать их больному. Потом пощупал ему пульс и задрал рубашку. Магдалена чуть не вскрикнула, увидев серо-лиловый кровоподтек во весь правый бок.
– Может, приставить к нему пиявок? – спросил Уильям.
– Пожалуй, – согласился аптекарь. – Только пиявок у меня нет, их надо купить в Брюсселе.
– Наш слуга скоро едет туда, он привезет, – сказала Магдалена.
– Отлично. – Аптекарь с усилием поднялся со стула. – Пошлите за мной в Брен-л’Аллё, когда их доставят. Спросите Джеймса Пауэлла, меня там все знают.
Явился торжествующий Джозеф с полным горшком молока. Как, где? Там, за околицей, пасутся коровы; доить коров он умеет. Но они же чьи-то? Разве можно без спроса? Слуга посмотрел на хозяйку, точно на глупенькую девочку, и вздохнул. Ну что с нее взять? Молодая, жизни не знает…
Когда Джозеф вернулся из Брюсселя, уже стемнело. Сковелл передал с ним пайки на Уильяма и солдат и походную кровать для Магдалены; в стеклянной банке с водой извивались пиявки. Лечение отложили до утра, ограничившись сменой рубашки и постланьем простыней; Уильям стискивал зубы, чтобы не стонать, когда его переворачивали. От еды он отказался, но жадно выпил целую кружку воды.
– Иди отдохни, милая, на тебе лица нет.